Папа, мама, восемь детей и грузовик

Жила-была большая-пребольшая семья: папа мама и целых восемь детей. Детей звали так: Марен, Мартин, Марта, Мадс, Мона, Милли, Мина и Малыш­ка Мортен.

И ещё с ними жил небольшой грузовик, который они все очень любили. Ещё бы не любить — ведь грузовик кормил всю семью!

Если кто-нибудь из знакомых собирался переез­жать, то непременно просил папу перевезти вещи. Если в какой-нибудь магазин нужно было доставить со станции товар, то и тут не обходилось без папино­го грузовика. Как-то раз грузовик возил громадные брёвна прямо из леса и так устал, что потом ему пришлось дать небольшой отпуск.

Обычно папа и грузовик выходили на работу каждый день, и папа получал за это деньги. Деньги папа отдавал маме, а мама покупала на них еду, и все были довольны, потому что приятнее быть сы­тым, чем голодным.

Когда папа, мама и все восемь детей гуляли по улице, прохожие почти всегда принимали их за не­большую демонстрацию. Некоторые даже останав­ливались и спрашивали маму:

— Неужели это все ваши дети?

— Конечно,— гордо отвечала мама.— А то чьи же?

Папа, мама и восемь детей жили в высоком ка­менном доме, в самом центре огромного города. И хотя семья была такой большой, их квартира со­стояла всего-навсего из одной комнаты и кухни. Ночью папа и мама спали в кухне, на диване, а дети в комнате. Но разве можно разместить в одной-единственной комнате целых восемь кроватей? Конечно, нет! У них и не было никаких кроватей. Каждый вечер дети расстилали на полу восемь матрасов. Им казалось, что это не так уж плохо: во-первых, мож­но лежать всем рядышком и болтать сколько захо­чешь, а во-вторых, нет никакой опасности, что ночью кто-нибудь свалится с кровати на пол.

На день матрасы укладывались высокой горкой в углу, чтобы по комнате можно было свободно хо­дить.

И всё было бы прекрасно, если б не одно неприят­ное обстоятельство. Вот какое: в квартире прямо под ними жила дама, которая терпеть не могла шума.

Но что поделаешь, если Марен любила танцевать, Мартин — прыгать, Марта — бегать, Мадс — сту­чать, Мона — петь, Милли — бить в барабан, Ми­на — кричать, а Малышка Мортен — колотить по полу чем попало. Одним словом, можете себе пред­ставить, что у них дома было не очень-то тихо.

Однажды в дверь постучали, и в комнату вошла дама, которая жила под ними.

— Моё терпение лопнуло,— заявила она.— Я сейчас же иду жаловаться хозяину. В этом доме невозможно жить. Неужели вы не можете утихоми­рить своих несносных детей?

Дети спрятались за мамину спину и осторожно из-за неё выглядывали. Казалось, что у мамы вместо одной головы растёт сразу девять.

— Я всё время пытаюсь их успокоить,— сказала мама,— но ведь они просто играют, как все дети на свете, не могу же я их ругать за это.

— Разумеется. По мне, так пусть играют сколь­ко угодно,— сердито сказала дама.— Но после обе­да я ложусь отдыхать, и если я ещё услышу хоть один звук, я пойду и пожалуюсь хозяину. Я только хо­тела вас предупредить.

— Что же, ладно,— вздохнула мама,— сделаем как обычно.

Детям было хорошо известно, что значит «как обычно», и четверо старших сразу начали одевать четверых младших. Мама тоже повязала платок и надела пальто, и все были готовы к прогулке.

— Куда же мы отправимся сегодня? — спросила мама.

— Откроем новые земли,— сказала Марен.

— Пойдём на улицу, по которой мы никогда раньше не ходили,— подхватил Мадс: они всегда де­лали на прогулке какое-нибудь новое открытие.

— Тогда нам пришлось бы идти очень далеко, а у нас не так уж много времени,— сказала мама.— Пойдёмте лучше на пристань.

Пока они гуляли, с работы вернулся папа. Он по­ставил грузовик возле дома и, прежде чем пойти до­мой, немного помыл и почистил его. Тряпку для про­тирания грузовика папа положил в кабину под си­денье. На обратной стороне сиденья у папы были приклеены фотографии мамы и всех восьмерых детей. Папе казалось, что они таким образом сопро­вождают его во всех поездках.

Если папа встречал кого-нибудь, кто ему особенно нравился, он поднимал сиденье и показывал фо­тографии.

— Вот и отлично,— сказал папа,— теперь и грузовику приятно, и я могу спокойно идти домой.

Но как только папа открыл дверь своей кварти­ры, он сразу понял, что дома никого нет.

«Видно, опять у нас побывала Дама Снизу»,— догадался он и прилёг отдохнуть.

Через некоторое время мама с детьми вернулась домой. Грузовика возле дома не было.

— Значит, папа ещё не приехал,— сказала Марта.

— Очень жаль,— огорчилась мама.— А я-то ду­мала, мы все вместе пообедаем. Ну что ж, ничего не поделаешь.

Они вошли в квартиру и, к своему удивлению, обнаружили на кухне спокойно похрапывающего папу.

— Здорово ты нас надул! — сказала мама.— Ку­да ты спрятал грузовик? Мы огорчились, что тебя нет дома, а ты, оказывается, здесь.

— Грузовик? — сонно сказал папа.— Грузовик стоит на месте, вы его просто не разглядели.

— Что ты говоришь! — возмутилась мама.— Не может быть, чтобы я и восемь детей не заметили од­ного грузовика. Ну-ка, Марен, сбегай вниз, посмотри ещё раз!

Папа сел, почесал затылок, зевнул. Казалось, что он даже не понимает, о чём идёт речь.

— Может, ты отвёз грузовик в ремонт? — спро­сила мама.— Может, мотор испортился?

— Нет, нет, нет! — воскликнул папа.— Я же сказал, что он стоит внизу. Я его даже вымыл и про­тёр стёкла. Довольно об этом! Точка!

Но когда Марен прибежала наверх и сказала, что внизу нет никакого грузовика, папа окончательно проснулся.

— Я пойду,— сказал он,— надо сразу же заявить в полицию.

Все словно окаменели. Долго никто не мог вы­молвить ни слова. Страшно было и подумать, что грузовик украли. Ведь грузовик каждый день зара­батывал для них деньги, и они все любили его, как будто он был член семьи. Да, собственно говоря, так оно и было.

— Мама, ты думаешь, его украли? — спросила наконец Марен.

— Что же тут удивительного? Ведь он такой кра­сивый,— ответила мама.

Папа пошёл в полицейский участок, оттуда по­звонили в другие полицейские участки и сообщили, что украден небольшой зелёный грузовик.

Прошло несколько дней, но о грузовике не было ни слуху ни духу. Наконец даже по радио объявили, чтобы все люди в стране знали, что пропал неболь­шой зелёный грузовик.

В эти дни дети были очень тихими и послуш­ными. Они всё время думали о грузовике и очень его жалели.

По вечерам они долго шептались, лёжа на матра­сах. Больше всех говорил Мартин:

— Завтра — день получки, а папа ничего не полу­чит. Давайте пойдём завтра искать грузовик. Без малышей, конечно, только Марен, Марта и я.

— А можно, мы с Моной тоже пойдём с вами, ведь мы уже не малыши?—спросил Мадс.

— Нет, мы пойдём очень далеко. Мы будем хо­дить весь день, пока не найдём,— ответил Мар­тин.

— Пускай,— шепнул Мадс Моне.— Завтра, ко­гда они уйдут, мы тоже улизнём и пойдём искать без них.

— Ладно. Как ты ловко придумал! — обрадова­лась Мона.

Скоро они уснули, но город ещё не спал, и по ули­цам проносились машины: легковые автомобили, автобусы и много-много зелёных грузовиков.

Как вы думаете, найдут папа, мама и восемь детей свой грузовик?

Наберитесь терпения, и вы обо всём узнаете из следующей главы.

ГРУЗОВИК

На другое утро, как только старшие дети ушли из дома, Мадс и Мона стали готовиться к походу.

Они о чём-то пошептались с мамой и выскольз­нули на лестницу.

Они шли, взявшись за руки, и разглядывали все проезжавшие мимо грузовики. А грузовиков было очень много.

Когда им случалось увидеть зелёный грузовик, они подбегали к нему, заглядывали ему в лицо, но тут же оказывалось, что это чужой. Да, да, не удив­ляйтесь, у их грузовика было своё собственное ли­цо, так же, как у человека. К тому же у него был по­косившийся кузов, потому что за свою жизнь грузо­вик перевёз очень много тяжёлых грузов.

Нет, не так-то просто найти свой грузовик. Но они должны найти его, потому что без грузовика па­па и мама никогда уже не будут весёлыми и папа не сможет зарабатывать деньги. Конечно, есть другая работа, но он уже не будет любить её, потому что больше всего на свете он любил водить свой грузовик.

У Моны устали ноги.

— Давай посидим немножко,— сказала она и подошла к большой витрине с широким низким кар­низом, на который можно было присесть.

— Что ж, посиди,— разрешил Мадс.— Ты толь­ко не раскисай, а то мы никогда не найдём грузо­вика.

По правде говоря, Мадс не очень-то надеялся найти грузовик. Вчера вечером, лёжа в постели, он был уверен, что найдут грузовик именно они, но сегодня на улице, видя бесконечный поток машин, он почти потерял надежду. Чепуха, из этих поисков всё равно ничего не выйдет! Но ему не хотелось го­ворить об этом Моне.

Лучше уж притвориться, будто он верит, что они найдут грузовик. А вдруг это поможет?

— Посмотри, какие красивые ванны,— сказала Мона,— может, и у нас когда-нибудь будет такая!

— Тогда нам придётся подвесить её к потолку,— буркнул Мадс.— Ты лучше смотри на грузовики, а не на ванны.

— У меня уже глаза устали от этих грузовиков!

— Тогда закрой глаза и слушай моторы, ты же знаешь, какой у нашего мотора голос.

— Знаю! — Мона крепко зажмурила глаза и ста­ла слушать.

Сначала было страшно, ей казалось, что все ма­шины едут прямо на неё. Сперва шум мотора слы­шался издалека, потом он всё приближался и при­ближался и наконец ревел у неё над ухом с такой силой, что Мона от страха не могла дышать. Но по­степенно звук затихал — машина удалялась.

Скоро Мона перестала пугаться и даже чуть не задремала под шум моторов.

Вдруг она вскочила:

— Мадс, послушай-ка! Закрой глаза и слушай. Похоже?

— Похоже. Очень!

Он моментально открыл глаза, но — увы! — по улице ехал не зелёный, а ярко-красный грузовик.

Грузовик подъехал и остановился прямо перед ними. Из него вышел мужчина. Некоторое время он с довольным видом разглядывал свой грузовик. Потом он вошёл в магазин, где продавались ванны.

Мадс подошёл к грузовику и осмотрел кузов.

— Такой же кривой, как у нашего,— сказал он.— Не понимаю, неужели могут быть на свете два таких похожих грузовика?

— Постой, Мадс,— вдруг закричала Мона,— смотри, ты весь вымазался в красной краске! Что те­перь скажет мама!

— В краске? — удивился Мадс, и, хотите верьте, хотите нет, он был доволен.— Значит, грузовик вы­крашен совсем недавно!

Мадс обошёл грузовик со всех сторон.

— И лицо у него совсем как у нашего. Как ты ду­маешь, стоит заглянуть в кабину?

— Давай, только быстро! Я покараулю.

Не прошло и минуты, как Мадс вылез из кабины.

— Это наш грузовик, Мона! — закричал он.

К ним подошёл полицейский.

— Что вы здесь делаете? — строго спросил он.

— Это наш грузовик. Его у нас украли,— зата­раторили Мадс и Мона разом.— А мы его нашли. Понимаете, это наш грузовик! Нам никак нельзя без него, ведь он нас всех кормит, всех-всех: и папу, и маму, и восемь детей.

— Какой был грузовик у вашего отца? — спро­сил полицейский.

— Зелёный,— ответила Мона.

— А этот красный.— Полицейский прислонился к кузову.— Я понимаю, что вы хотели помочь свое­му отцу, но на этот раз вы ошиблись.

— Ой, господин полицейский, не прислоняй­тесь!— закричал Мадс.— Смотрите, вы испачкались в красной краске. Я тоже весь в краске.

— Ага! Значит, грузовик только что выкрашен. Подозрительно! — сказал полицейский.

— Хотите, я сразу докажу, что это наш грузо­вик? — спросил Мадс.

В это время из магазина вышел мужчина, который приехал на грузовике.

— Это ваш грузовик? — спросил полицейский.

— Конечно,— ответил мужчина.

— Тогда спросите у него, что в кабине под си­деньем,— сказал Мадс.

Мужчина немного смутился, но ответил:

— Не помню точно, кажется, замша для протирки стёкол.

— А я знаю точно! — гордо заявил Мадс.

— Ну что? — спросил полицейский.

— На обратной стороне сиденья папа приклеил фотографии мамы, Марен, Мартина, Марты, Моны, Милли, Мины, Малышки Мортена и мою,— сказал Мадс.

— Сейчас увидим,— сказал полицейский.— Тащи сюда сиденье.

Мадс залез в кабину, вытащил сиденье, и там дей­ствительно были приклеены все девять фотографий.

Мужчина, приехавший на грузовике, стал очень серьёзным. Вдруг он улыбнулся.

— Да это же моя жена и мои дети,— сказал он.

— Неправда,— возразила Мона.— Мы не твои дети, а это наши фотографии.

— Как — не мои? Конечно, мои! — Он повернул­ся к полицейскому.— Просто они очень непослуш­ные, я не могу с ними справиться.

— Тогда скажи, как меня зовут! — потребовал Мадс.

— М-М-М-Монс! — испуганно сказал мужчина.

— Ничего подобного. Меня зовут Мадс!

— Ну хватит,— сказал полицейский.— Мне всё ясно!

— Это верно, я украл грузовик,— произнёс муж­чина. Теперь вид у него был жалкий-прежалкий.— Мне всегда очень хотелось править грузовиком. Однажды мне даже нагадали, что я буду шофёром. Этот грузовик выглядел таким одиноким, когда я на­шёл его, что я решил взять его хоть на недельку.

— Ладно, ладно, пойдёшь со мной в участок и там объяснишь, как всё случилось,— сказал поли­цейский.— До свиданья, ребята! Сейчас я пришлю к вам дежурного, он отвезёт вас домой на вашем гру­зовике. Ключ, я вижу, на месте.

— До-до свиданья!.. — растерянно произнёс муж­чина.

Он смотрел на пакет, который держал в руке.

— Собственно, я купил это для грузовика,— ска­зал он.— Здесь стаканчик для цветов. Будет очень красиво, если вы прикрепите его к окну кабины.

Мадс взял пакет и вежливо поклонился мужчине. Тот пошёл вместе с полицейским, вид у него был такой несчастный, что Моне и Мадсу стало его жалко.

— Приходи к нам в гости! — крикнул Мадс ему вслед.— Папа даст тебе покататься на грузовике. Мы живём там, где ты его нашёл.

Мужчина очень серьёзно кивнул Мадсу и пошёл дальше.

А счастливые Мадс и Мона влезли в кузов. Нако­нец пришёл другой полицейский, завёл мотор, и гру­зовик тронулся.

Проехав немного, они увидели Марен, Мартина и Марту, которые медленно брели по улице и при­стально рассматривали все зелёные грузовики.

Мадс постучал в окошечко кабины и попросил полицейского остановиться.

— Эй! — крикнул он Марен, Мартину и Марте.— Идите сюда, садитесь!

Они забрались в кузов, но лица у них были рас­строенные.

— Вообще-то у нас нет времени разъезжать на машине, но уж очень ноги устали,— сказала Марен.

— Куда же это вы так спешите? — спросил Мадс.

— Мы ищем папин грузовик,— торжественно от­ветил Мартин.

— Тогда взгляните получше, на чём вы едете,— сказал Мадс.

Вот была радость, когда они вернулись домой вместе с грузовиком! Но больше всех радовался сам грузовик! Ведь он уже давно привык к этой семье и не мог даже представить себе, как это можно слу­жить кому-нибудь другому. Ну а то, что он из зелё­ного стал красным, ему даже нравилось.

В ГОРОД ПРИЕЗЖАЕТ БАБУШКА

Представляете; как трудно одеть такую боль­шую семью? Счастье ещё, что они могли друг за другом донашивать одежду: Марта после Марен, Мона после Марты, Милли после Моны, Мина после Мил­ли, Мадс после Мартина, а Малышка Мортен носил всё после всех, но тогда все вещи были уже такие изношенные, что маме приходилось вырезать из них куски поцелее и из этих кусочков шить ему штаны.

Мортену очень нравилось, что у него штаны по­лучались разноцветные. Когда ему становилось скуч­но, он мог без конца разглядывать разноцветные лоскутки материи, из которых была сшита его одежда.

Зато у каждого из детей был свой собственный тазик для умывания. И эти тазики не переходили по наследству от одного к другому.

Каждый вечер дети по двое шли на кухню и умы­вались.

Первыми шли Малышка Мортен и Мина. Мама помогала им умываться, потом наливала в их тазики чистую воду, сыпала туда немного стирального по­рошка и спрашивала:

— Есть у вас сегодня что-нибудь грязное?

«Что-нибудь грязное» находилось почти всегда. Мортен и Мина опускали своё бельё каждый в свой тазик.

Точно так же поступали все остальные. Ночью в кухне на столе стояло, подряд десять тазиков, и в каждом мокло грязное бельё. Рано утром мама на­ливала в них горячую воду, и каждый самостоятельно, как умел, принимался за стирку. Мама помогала всем понемножку, наливала воду для полоскания, и вскоре она уже вешала чистое бельё на верёвку, ко­торая была протянута от кухонного окна через весь двор к другому дому.

И каждый день верёвка была полна.

Однажды, когда все были заняты стиркой, через щёлку в двери в почтовый ящик вдруг упало письмо.

Все быстро побросали мокрое бельё и кинулись к ящику.

— Не трогайте письмо мокрыми руками! — за­кричала мама, бегая по кухне в поисках полотенца.

Папа вытер руки о штаны, Мортен последовал его примеру. Мона, Милли и Мина вытерли руки о мамин передник, а Марен, Мартин и Мадс схва­тили какую-то тряпку. Все старательно вытирали руки.

Да, из-за письма случился целый переполох.

Конечно, вы скажете, что в получении писем нет ничего удивительного, что вы тоже получали письма, и не один раз. Но это письмо было от старенькой бабушки, которая жила в деревне и очень не любила писать писем.

Давно-давно они уже ничего от неё не получали. Конечно, бабушке было трудно написать это письмо, ведь с тех пор, как она училась в школе, прошло уже шестьдесят лет, а за это время легко и позабыть, как выглядят буквы.

— Можно, я разрежу конверт? — спросил папа, вооружившись большим кухонным ножом.

Но мама перепугалась.

— Этим ножом ты разрежешь на кусочки всё письмо,— сказала она.— Лучше уж я сама его вскрою.

Она вытащила из волос шпильку и разрезала ею конверт так ловко, будто всю жизнь только и делала, что открывала шпилькой конверты. Затем она суну­ла шпильку в рот и стала читать:

— «Ои-о-о-ие!»

— Что ты читаешь? — перебил её папа.— Мы ни­чего не понимаем. Нельзя же одновременно жевать шпильку и читать.

— И то правда,— согласилась мама, воткнула шпильку в волосы и прочла: — «Мои дорогие! Я уже десять лет копила копилку».

— Какую копилку? — спросил папа.

— Обыкновенную,— ответила мама.— Слушай дальше:
«И теперь у меня так много денег, что я мо­гу поехать и навестить вас всех. Очень будет весело увидеть всех ваших детей. Сколько их теперь штук? Надеюсь, я вас не стесню. Ночью я могу сидеть на стуле или вы можете подвесить меня к потолку, по­тому что я сплю крепко и где угодно. Я выеду во вторник и думаю, что вы меня встретите на вокзале, потому что я раньше никогда не бывала в таком большом городе.
Целую. Бабушка».

— Боже мой! — воскликнул папа.— Неужели нам придётся подвешивать её к потолку?

— Не знаю,— ответила мама.— Во всяком слу­чае, мы должны навести порядок к бабушкиному приезду. Сегодня понедельник, и, если не ошибаюсь, она приедет завтра утром.

— Я поеду, попробую достать матрас, он всё рав­но пригодится, будем мы подвешивать его к потол­ку или нет,— сказал папа и уехал на красном гру­зовике.

Мама и младшие дети сразу же принялись печь печенье. А старшим пришлось идти в школу, но, вер­нувшись из школы, они схватили свои матрасы, вы­несли во двор и стали их выколачивать с таким жаром, что поднялось целое облако пыли. Потом они мыли, скребли и чистили квартиру, чтобы всюду было чисто и красиво.

Папа приехал домой с тюфяком и целым руло­ном красной бумаги для украшения.

К вечеру все ужасно устали, и дети моментально уснули.

Папа и мама тоже клевали носом, но у них было ещё много дел. Прежде всего предстояло сделать во­семь плакатов. На каждом плакате было написано имя. Ведь бабушка даже не знала, сколько у неё вну­ков. Ясно, что она и понятия не имела, как их всех зовут.

На другой день вся семья отправилась на вокзал на грузовике. Они вышли на перрон, выстроились в шеренгу и стали ждать. У каждого на шее висел плакат.

Вдруг загрохотало вокзальное радио.

— Что оно сказало? — спросили дети.

— Оно сказало, что бабушкин поезд подходит к перрону,— ответила мама.

И все увидели, как, пыхтя и фырча, подъехал бабушкин паровоз. Он тащил за собой много ваго­нов.

— Вот она и приехала,— прошептала Марта.— Не проворонить бы её.

Папа, мама и восемь детей встали на цыпочки и заглядывали в окна вагонов, но бабушки нигде не было.  .

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь,— сказала ма­ма.— Подождём её здесь, сейчас она выйдет из ва­гона.

Из поезда вышло много людей. Среди них ока­залось немало старушек, но бабушки всё не было. Наконец вышел последний пассажир, и поезд опу­стел.

— Может, бабушка вовсе и не приехала? — спро­сила Мона, чуть не плача.

— Непременно приехала,— твёрдо сказала ма­ма.— Сейчас мы пройдём по вагонам и поищем её.

Вагоны стояли совсем пустые, но когда они за­глянули в одно купе, дверь которого была приоткры­та, то в самом дальнем уголке увидели старушку в белом платочке. Она сидела, низко опустив голову и закрыв лицо руками. Это и была бабушка.

— Зачем же ты здесь спряталась? — спросила мама.

— Боюсь выходить,— сказала бабушка.— Здесь, в городе, так шумно.

— Чего же ты боишься? Ведь мы все с тобой и будем тебя охранять.

— А я думала посидеть здесь, пока поезд не по­вернётся и не пойдёт обратно. Всё равно ведь будет считаться, что я побывала в городе.

— Так не годится,— решительно заявила ма­ма.— Ты должна погостить у нас хоть немного.

— Боюсь выходить на улицу, там столько авто­мобилей,— сказала бабушка.

— Не бойся, бабуска, я пелеведу тебя челез дологу,— сказал Малышка Мортен.

Тогда бабушка согласилась. Она крепко взяла за руку Малышку Мортена и вместе с ним вышла на улицу.

Бабушка была счастлива, когда наконец они до­брались до дому. Их квартира показалась ей очень красивой. Да оно и неудивительно — ведь все горш­ки с цветами, стены и потолок были украшены крас­ной бумагой.

Теперь бабушка как следует разглядела всех вну­ков и выучила наизусть их имена.

После этого она села у окна и просидела там остаток дня.

Когда был готов кофе, она взяла свою чашку и поставила её на подоконник.

— Почему ты всё время сидишь у окна? — спро­сил бабушку Мадс.

— Считаю автомобили,— ответила бабушка.— Сто восемь, сто девять...

Она сидела у окна, пока не стемнело.

— Я насчитала тысячу восемьдесят автомоби­лей,— сказала она.— Не так уж плохо для первого дня. Можно, я посижу ночью на стуле, может, насчи­таю ещё немного?

— Нет, что ты,— сказала мама,— ложись лучше спать. Мне очень интересно, как тебе понравится твоя постель.

Мама открыла дверь в кухню: там, на кухонном столе, была устроена постель для бабушки.

— Как интересно! — сказала бабушка.— Мне ещё ни разу в жизни не приходилось спать на сто­лах!

Вам, может быть, тоже не приходилось спать в кухне на столе? Во всяком случае, бабушке спалось так хорошо, что она тут же решила прожить у папы, мамы и восьми детей целую неделю. Вы, конечно, догадались, что все этому очень обрадовались.

В этот вечер одиннадцать тазиков с грязным бельём выстроились в ряд на полу, потому что кухон­ный стол был занят.

БАБУШКА КАТАЕТСЯ НА ТРАМВАЕ

Первые два дня бабушка, не двигаясь, сидела у окна и считала автомобили. Но на третий день она даже не взглянула в окошко. Она несколько раз про­шлась по комнате, и было видно, что ей как-то не по себе. Может быть, бабушке скучно?

Мона сидела и смотрела на неё. Ей было страшно досадно. Ведь она думала, что когда бабушка при­едет в город, то они с ней будут ходить на прогулки каждый день. Но бабушка всё время просидела воз­ле этого дурацкого окна.

Вот если бы придумать что-нибудь такое инте­ресное, чтобы бабушке непременно захотелось пой­ти с ними!

— Бабушка, ты видела королевский дворец? — спросила Мона.

— Нет, папа обещал отвезти меня туда на грузо­вике,— ответила бабушка.

— А-а! — Мона была недовольна: видно, ничего не получится, но вдруг ей в голову пришла счаст­ливая мысль: — А ты ездила когда-нибудь на трам­вае?

— Нет, конечно, да и не поеду. Это очень дорого и опасно,— ответила бабушка.

— Ни капельки не опасно,— сказала Мона,— и не очень дорого: пятьдесят эре за взрослого, два­дцать пять — за ребёнка. Мы с Милли можем пока­тать тебя на трамвае: у нас сегодня много свободно­го времени.

— А в трамвай трудно влезать? — спросила ба­бушка.

— Нисколько, тебе кондуктор поможет,— угова­ривала бабушку Мона.— Он тебе и выйти помо­жет.

— Неужели? — Бабушка порылась в маленьком тряпичном мешочке, где она хранила деньги.— Я ещё ничего не решила. Я просто считаю своё со­стояние... Ну хорошо,— сказала она наконец,— да­вайте уж поедем на трамвае.

— Я взяла у мамы три кусочка хлеба,— объяви­ла Мона.— Мы сможем позавтракать, если прого­лодаемся.

Девочки взяли бабушку за руки и повели к вы­ходу.

— Счастливого пути! — крикнула им вслед ма­ма.— Мы будем обедать в три часа.

Когда они вышли на улицу, бабушка на минутку остановилась. Три дня она просидела у окна и дума­ла, что уже привыкла к автомобилям, трамваям и к городскому шуму. Но сидеть у окошка было просто, а здесь бабушке казалось, что она непременно попа­дёт под машину.

— Надо перейти улицу,— сказала Мона.— Сна­чала посмотрим налево, потом направо, потом опять налево, и, если машин нет, можно идти. Ну, пошли!

Милли и Мона потянули бабушку за собой, но, дойдя до середины мостовой, бабушка остановилась и закричала:

— Ой, боюсь!

— Ну, бабушка, ну, милая, здесь же нельзя сто­ять. Идём скорей! Бежим, вон машина!

— Ой, она едет прямо на нас! — испугалась ба­бушка, но с места не двинулась.

Она только закрыла глаза и ждала, когда её за­давят.

Но шофёр в машине увидел старушку и двух ма­леньких девочек. Он остановил машину и загудел в рожок.

— Ты что, бабушка, окаменела, что ли? — крик­нул он.

— Вроде того,— ответила бабушка, снова взя­ла за руки Мону и Милли и наконец перешла улицу.

Так они пришли на трамвайную остановку. Там стояло несколько человек, все ждали трамвая. Ба­бушка кивнула им и заулыбалась:

— Вот как, значит, вы тоже хотите покататься на трамвае?

Сначала все удивлённо посмотрели на бабушку, но потом тоже закивали ей. Бабушка выглядела та­кой доброй и домашней в своём белом платочке, что было бы довольно глупо стоять с кислой миной и не отвечать на её приветствие.

Подошёл трамвай.

— Пожалуйста, пожалуйста.— Кондуктор по­мог бабушке подняться на площадку, а Мона и Мил­ли вошли следом.

Бабушка протянула кондуктору деньги.

— На одну остановку, пожалуйста,— попроси­ла она.

— Один взрослый и два ребёнка — с вас одна крона,— сказал кондуктор.

Дзинь-дзинь-дзинь! — зазвенел трамвай и тро­нулся.

— Вот мы и поехали,— радостно сказала ба­бушка.

Когда трамвай остановился на следующей оста­новке, бабушка приготовилась к выходу.

— Нет, нет, бабушка,— испугалась Мона,— за­чем ты выходишь? Мы ещё мало проехали!

— Но у нас ведь нет больше денег,— шепнула ей бабушка.

— А мы на эти деньги можем ехать до самого конца,— объяснила Мона.

— Правда? Тогда, конечно, неплохо бы прока­титься ещё немножко.

— Девочка совершенно права,— сказала дама, сидевшая рядом.— Вы можете ехать за эти деньги до конечной остановки.

— Ну, лучше и быть ничего не может,— обрадо­валась бабушка.— Садитесь, едем дальше.

Теперь она могла спокойно наслаждаться поезд­кой. Она уселась поудобнее, смотрела в окно, улыба­лась и кивала всем пассажирам.

Бабушка могла бы ехать так целый день, но в конце концов трамвай остановился, и все пассажиры вышли.

— Дальше трамвай не пойдёт, надо выходить,— сказала Мона.

— Ну что ж, пошли,— вздохнула бабушка.

Оттуда, куда их привёз трамвай, был виден весь город.

— Ой, сколько домов! — воскликнула бабуш­

ка.— Неужели во всех живут люди? А как же нам теперь найти дорогу к тому дому, в котором жи­вём мы?

— Но ведь трамвай пойдёт обратно,— сказала Милли.

— На трамвай у нас больше нет денег,— ответи­ла бабушка.

— Давайте пойдём по трамвайным рельсам и так дойдём до нашего дома,— предложила Мона.

Так они и сделали. Сначала всё шло хорошо. Ба­бушка заглядывала во все окна и была очень доволь­на прогулкой.

Но вот они подошли к перекрёстку, на котором сходилось сразу много трамвайных путей. Рельсы разбегались в разные стороны, и никто из троих не знал, в какую сторону идти дальше. Теперь даже Мона не знала, что им делать. Она показала пальцем наугад и сказала:

— Туда!

Бабушка шла и шла мелкими шажками. Мона и Милли уже начали уставать, а бабушка шла всё так же легко.

— Бабушка, ты никогда не устаёшь? — спросила Милли.

— Иногда устаю,— ответила бабушка,— но я привыкла в деревне ходить в лавку, а до неё час пу­ти и два обратно.

Но через некоторое время устала даже бабушка, поэтому она очень обрадовалась, увидев впереди парк.

— Пойдём отдохнём немножко,— предложи­ла она.

Они нашли удобную скамейку, и Мона вытащила пакет с завтраком. Они отдыхали и ели хлеб, кото­рый им дала на дорогу мама.

Потом Милли и Мона играли в песок, а бабушка сидела на скамейке. Она покивала-покивала головой и крепко заснула.

Вдруг Мона сказала:

— Милли, видишь того человека, что сидит на скамейке напротив бабушки? Я его знаю.

— У которого такой грустный вид?

— Да! Это он тогда украл наш грузовик и так ловко перекрасил его в красный цвет.

— Он?!

— Да, Мадс приглашал его к нам в гости, но он почему-то так и не пришёл.

— Может, он боялся? Ведь мы все очень на него сердились.

— Наверное. Давай его спросим,— предложила Мона,— а ты пока разбуди бабушку.

Она подошла к мужчине. Он сидел, глядя прямо перед собой, и, очевидно, думал о чём-то очень груст­ном, потому что Моне пришлось дважды потрясти его, прежде чем он её заметил.

— Ты меня узнаёшь? — спросила она.

Сначала он покачал головой, но потом сказал:

— Узнаю. Это ты нашла меня тогда с вашим гру­зовиком? — Он грустно вздохнул: — С тех пор я так ни разу и не ездил на грузовиках.

— Пойдём к нам,— пригласила его Мона.— С ба­бушкой, Милли и со мной. Ты пообедаешь с нами, а папа будет очень рад с тобой познакомиться — ведь ты так любишь грузовики. Вы можете побеседовать о моторах и о всяком таком. И ты нам покажешь до­рогу, потому что мы заблудились.

— Правда? — недоверчиво спросил мужчина.

— Тебя как зовут?

— Хенрик.

— Бабушка, Хенрик проводит нас домой! Теперь не страшно, что мы заблудились.

А дома папа и мама уже начали беспокоиться. Только папа собрался отправиться на поиски, как на лестнице раздался голос Моны:

— Нет, нет, Хенрик, ты обязательно должен зайти!

Мужской голос ей ответил:

— Не могу, мне стыдно. Я тогда так плохо по­ступил.

— Это ещё что за глупости! — услышали они ба­бушкин голос.— Входи, Хенрик, поешь с нами.

Дверь распахнулась, и они втроём втолкнули Хенрика в кухню.

— Добрый день,— сказал он.— Право, не знаю, удобно ли мне приходить к вам...

— Конечно, удобно! — ответил папа.

— Он нас спас! — объявила Мона.— Если бы не Хенрик, то мы не добрались бы домой и к ночи.

— Ни за что бы не добрались,— поддержала её бабушка.— Я уже решила ночевать на скамейке в парке.

— Милости прошу всех к столу,— сказала мама.

— И меня тоже? — спросил Хенрик.

— Конечно,— ответила мама.

Дети сидели и смотрели на Хенрика круглыми от удивления глазами. И бабушка тоже. Они никогда в жизни не видели такого голодного человека. Он ел, и ел, и ел, а мама всё время ему подкладывала.

— Ты так и не нашёл никакой работы? — спро­сил папа.

Хенрик жевал, глотал и мотал головой.

— Может, хочешь работать со мной? — предло­жил папа.— У меня столько дел, что мне одному за день не управиться.

— Ты предлагаешь мне работу? Но ведь это же я тогда украл твой грузовик!

— Но ты так хорошо с ним обращался. А уж ес­ли брать помощника, то человека, который по-на­стоящему любит машины.

Бабушка сидела, кивала и смотрела на Хенрика.

— По-моему, совсем неплохо, что я сегодня по­ехала кататься на трамвае,— сказала она.

Хенрик улыбался во весь рот.

— Сколько ты ещё пробудешь в городе, бабуш­ка? — спросил он.

— Ещё четыре дня,— ответила бабушка.— А те­перь спокойной ночи, всем спокойной ночи. Я заби­раюсь на свою постель и ложусь спать, потому что я страшно устала.

И неудивительно, что бабушка так устала — ведь она сегодня очень много прошла пешком.

А теперь она будет спокойно спать до следующей главы.

БАБУШКА УЕЗЖАЕТ ДОМОЙ

Ещё три дня прошли быстро и незаметно. Как-то вечером мама сказала бабушке:

— Как жаль, что тебе уже скоро ехать. Может, погостишь у нас подольше?

— Нет, спасибо,— ответила бабушка.— Мне надо домой.

— Небось радуешься, что скоро будешь дома? Тебе, верно, надоело спать у нас на столе?

— Ну что ты! Так даже интереснее. Только, зна­ешь, там, дома, все будут волноваться.— И бабушка глубоко вздохнула, потому что она вспомнила, что у неё нет денег на билет до дому.

Она села возле окна и просидела так весь день.

Всем хотелось пойти погулять после обеда, пого­да была тёплая, но бабушка никуда не пошла.

— Вы идите, а я посторожу дом,— предложила она.

Мадс остался с бабушкой. Весь день он украдкой наблюдал за ней и видел, что она чем-то опечалена. Он всё время размышлял, отчего бы это. Может, ба­бушке кажется, что у них слишком шумно?

— Почему ты такая грустная? — спросил он на­конец.— Завтра ты, правда, уедешь домой в дерев­ню, но ведь ты ещё приедешь к нам?

— Не в этом горе,— вздохнула бабушка.— Мне у вас очень хорошо, но, знаешь, мне не на что ехать домой.

Бабушка начала тихонько всхлипывать. Мадс подсел к ней поближе и погладил её по щеке.

После этого бабушка заплакала громче и расска­зала ему о том, что у неё нет денег на дорогу и что она не решается сказать об этом папе и маме. Она рассказала Мадсу о копилке, в которой оказалось слишком мало денег. Возможно, было бы благора­зумнее не приезжать в город, но ей так хотелось по­видать папу, маму и всех восьмерых детей!

— Теперь ты знаешь, что мне не до веселья,— закончила она свой рассказ.— Если бы у меня была здесь шерсть, я бы могла за ночь связать варежки и продать их, но вся шерсть осталась дома.

Мадс принялся искать выход. Он думал так со­средоточенно, что у него чуть голова не лопнула.

— Не бойся, бабушка, мы что-нибудь придума­ем,— сказал он.— Положись на меня и не грусти.

Он сказал это так уверенно, что бабушка сразу успокоилась. Она посмотрела на Мадса, улыбнулась и сказала:

— Уж я положусь на тебя, но только обещай, что ты никому не скажешь ни слова.

— Ни за что.

Он смотрел на бабушку и мечтал только об од­ном: придумать, что ей делать. Но, увы, это было не так-то просто.

У Мадса не было денег, да и ни у кого из детей не было денег. И он обещал не говорить папе с мамой. Но он всё равно что-нибудь придумает, в этом он был твёрдо уверен.

— Я пойду на кухню и подумаю там,— сказал он.

— Хорошо. Я подожду тебя здесь.

Мадс долго сидел на кухне. Он сидел, подперев голову руками, и думал. И когда он вернулся, он уже кое-что придумал.

Бабушка по-прежнему сидела у окна.

— У меня есть один интересный план,— сооб­щил Мадс.— Но его не так-то легко осуществить.

— Какой? — спросила бабушка. Она повеселела, услышав, что предстоит нечто интересное.

— Ты будешь голосовать.

— А что это такое?

— А это такой способ ездить на автомобилях. Многие таким образом путешествуют целое лето, не имея ни эре. Они выходят на шоссе, вытягивают ру­ку и поднимают большой палец, автомобиль останав­ливается и забирает их с собой. Ты ведь едешь одна, тебе много места не нужно, и ты так симпатично вы­глядишь.

— Просто поднять большой палец? Никогда в жизни ничего подобного не слышала!

— Ты можешь выехать из города на трамвае и немного пройти по шоссе, прежде чем начнёшь голосовать. У тебя ведь есть немножко мелочи на трамвай?

— А что скажут папа, мама и дети, ведь они захотят проводить меня на вокзал? Что же нам де­лать?

— Ты встанешь пораньше и оставишь им письмо, а я провожу тебя до трамвая.

— Ты умница, Мадс. Что ж, давай так и сделаем.

— А ты проснёшься утром? — спросил Мадс.— Заводить будильник нельзя, а то мы всех перебу­дим.

— Это пустяки,— сказала бабушка.— Раньше, когда я была коровницей, я просыпалась без всякого будильника. Я только говорила себе: «Ты должна проснуться в пять», и просыпалась ровно в пять, и шла доить.

— Красота! — обрадовался Мадс.— Пиши ско­рей письмо, пока они не вернулись домой.

Времени оказалось в обрез, потому что, как толь­ко бабушка закончила письмо и спрятала его в кар­ман юбки, на лестнице послышались шаги.

— Ну вот мы и все вместе,— сказала мама и пе­ресчитала всех по порядку.

Папа, мама, бабушка и восемь детей — все были на месте.

— А теперь у нас будет прощальный ужин в честь бабушки,— сказала мама.

Она приготовила кофе и вынула из шкафа боль­шой красивый торт, который испекла днём.

Больше бабушка не грустила. Она знала, что в конце концов всё будет в порядке.

Когда немного спустя бабушка улеглась на своём столе, она вздохнула глубоко-глубоко и сказала са­мой себе:

— Помни: завтра ты должна проснуться очень рано,— и заснула.

— У бабушки, верно, дорожная лихорадка,— за­метила мама.— Она легла не раздеваясь.

— М-м-м,— промычал папа, он очень устал и мгновенно уснул.

Мама тоже быстро уснула, и, когда рано утром бабушка проснулась, все крепко спали.

Бабушка села на своей постели и посмотрела на часы, которые висели на шнурке у неё на шее. Как раз пять часов, время вставать.

Бабушка не зря спала одетой, она взяла ботинки в руки, вошла в комнату и осторожно потянула Мад­са за ухо. Разбудить Мадса оказалось не так-то лег­ко: он спал очень крепко. Но ведь она обещала разбудить его и должна была сдержать слово. Ба­бушка несколько раз потянула его за ухо, прежде чем он зашевелился и сел на постели, протирая глаза.

— Ну, я иду,— шепнула бабушка.

Она положила письмо на комод и тихонько вы­шла за дверь.

Мадс не заставил себя долго ждать. Он схватил одежду под мышку — в коридоре одеваться легче, чем в комнате, где нельзя шуметь. Кроме одежды, он захватил пакетик с едой, который приготовил за­ранее.

— Пока всё хорошо,— сказала бабушка.— Но мы будем в безопасности, только когда выберемся из дома.

Мадс кивнул. Он быстро оделся, и они спусти­лись по лестнице.

Теперь бабушка совсем не боялась переходить через улицу. Так рано на улице не было видно ни троллейбусов, ни трамваев.

— Наверное, трамваи ещё не ходят,— сказал Мадс, когда они пришли на остановку.— Я захватил для тебя бутерброд. На, поешь пока.

— Вот хорошо,— обрадовалась бабушка.— Я проголодалась. Хорошо бы ещё кофейку попить. Но тут уж ничего не поделаешь.

Бабушка с облегчением вздохнула, когда наконец пришёл трамвай: она всё время боялась, что па­па с мамой проснутся и пойдут её искать.

— Теперь справишься одна?

— Да, да. Спасибо, что проводил, спасибо за всё. Напишу, как приеду домой,— говорила ба­бушка.

Трамвай тронулся, и бабушка с Мадсом замаха­ли друг другу на прощание.

Мадсу вдруг стало грустно, что бабушка уже уехала. А хорошо ли он сделал, что отправил её из города таким образом? А вдруг она не доедет до до­ма? Конечно, ему следовало поговорить сначала с папой или с мамой. Но ведь бабушка просила, чтобы он никому ничего не рассказывал. Мадс заторопился домой. Он вошёл в комнату и забрался под одеяло. Все спали, кроме Малышки Мортена. Он сидел на своём матрасике и во всё горло распевал песни. Но все так привыкли к его песням, что от них никто не просыпался. Спали себе и спали.

А тем временем бабушка доехала на трамвае до конечной остановки, вышла из вагона и потихоньку пошла по шоссе.

«Хорошо немного пройтись,— думала она.— Уж очень ноги занемели от этого сидения в трамвае».

По шоссе проехало несколько машин. Грузовики куда-то очень спешили. Бабушка остановилась и подняла большой палец. Ведь Мадс сказал, что надо сделать именно так. Ох! Как-то стыдно стоять так, точно кому-то показываешь кукиш!

Лучше пройти ещё немного. Но дорога пошла в гору, и бабушка скоро устала. Может, всё-таки по­пробовать?

Она остановилась и посмотрела на шоссе. Да­леко внизу она услышала шум мотора. Да, это гру­зовик. Вокруг него поднималось большое облако пыли.

Бабушка отошла к самому краю дороги и, когда автомобиль приблизился, вытянула вперёд руку, подняв большой палец. Но это не помогло. Шофёр даже не заметил бабушку и проехал мимо.

— Не вышло,— вздохнула бабушка.— Наверное, надо быть порешительней.

Следом шёл ещё один грузовик. На этот раз ба­бушка уже не отходила к самому краю дороги, а раз­махивала рукой, оттопырив большой палец. Шофёр просто не мог не остановиться.

— Что случилось, бабушка? — спросил он.

— Да вот видишь, я здесь голосую,— ответила бабушка.

— Ах так, ну садись, пожалуйста, только я не­далеко.

— Ну что же, и на том спасибо.

Метров через двести машина свернула к большой усадьбе, и бабушке пришлось слезть: дальше им бы­ло не по пути.

— Счастливого путешествия! — крикнул шофёр.

— Спасибо,— ответила бабушка и побрела дальше.

Мимо неё проезжало много машин. Но казалось, что теперь они спешат ещё больше, чем раньше. А может, они просто ехали вперегонки. Ни у кого не было времени останавливаться. Некоторые смеялись, когда видели, как бабушка стоит, шевеля большим пальцем. Они думали, что это просто шутка. Не мо­жет быть, чтобы старая женщина разъезжала таким способом.

Бабушка присела на пенёк у дороги. Нет, видно, сегодня ей до дому не добраться. Не так-то просто остановить на дороге грузовик. Бабушка поклевала носом и заснула.

А в городе тем временем все проснулись. Мама нашла на комоде бабушкино письмо:

Мои милые. Спасибо за всё. Я уже уехала, вам незачем меня провожать. У вас мне было очень хоро­шо. Привет. Бабушка. А я сейчас голосую.

— Это ещё что такое? — удивилась мама.— Как рано она уехала! Разве утром есть поезда? И что означает — «я сейчас голосую»?

— Да она не на поезде,— сказал Мадс.

И ему ничего не оставалось, как рассказать всю правду. Тем более что бабушка была уже далеко, а Мадс так за неё волновался, что просто не мог боль­ше молчать.

Мадс рассказал о том, что у бабушки не было де­нег на обратную дорогу, и о том, как бабушка рас­страивалась, и, наконец, о том, что она отправилась голосовать на шоссе, чтобы таким способом добрать­ся до дому.

— Кто поедет со мной? — спросил папа.— Если бабушку подвезли, то всё в порядке. Значит, она сей­час уже отдыхает дома. А если нет? Значит, она где-нибудь на шоссе и не знает, бедняжка, как ей попасть домой. Надо ехать выручать бабушку. Придётся всю сегодняшнюю работу отложить на завтра.

— Я тоже отложу,— сказал Малышка Мортен. Все захотели поехать с папой, и через десять ми­нут грузовик с папой, мамой и восемью детьми вы­ехал со двора.

Бабушка долго сидела на пеньке. Ей всё время снилась большая чашка кофе, ведь сегодня она и ка­пельки кофе не выпила. И сон про кофе был такой явственный, что, проснувшись, она ещё чувствовала во рту его вкус.

— Вот так,— сказала она.— Теперь я всё-таки получше себя чувствую.

Она поднялась и взглянула на шоссе. Машин не было, зато далеко внизу она увидела лошадь с теле­гой.

Когда телега подъехала поближе, бабушка зама­хала большим пальцем, и мужчина, сидевший в те­леге, спросил:

— Тебя что, подвезти? Садись, пожалуйста.

— Спасибо за помощь,— ответила бабушка.

Конечно, ехать на лошади не очень быстро, зато ноги не устают. Цок-цок, цок-цок — всё-таки подви­гаешься вперёд. Но скоро телега свернула на боко­вую дорогу, и бабушке снова пришлось сойти. Нет, теперь-то она должна остановить машину.

Вдали показался небольшой грузовик. Сейчас она будет махать пальцем и сделает это по всем пра­вилам. Она высоко подняла большой палец, и грузо­вик остановился. Бабушка взяла свой узелок и уже хотела залезть в кузов, как вдруг послышалось подозрительное хихиканье, кто-то прыснул со сме­ху, кто-то шикнул, и вдруг тоненький голосок ска­зал:

— Я хотю к бабуске.

Да не сойти ей с места, если это не сам Малышка Мортен! И, всмотревшись получше, бабушка увиде­ла, что за рулём сидит не кто иной, как папа, и улы­бается ей. А тут и Мадс высунул голову из кузова:

— Молодец, бабушка. Ты справилась. Так и нуж­но голосовать!

А бабушка и не знала, что сказать. Вообще-то она была очень рада и папе, и красному грузовику. Теперь ей нечего было опасаться, теперь-то она была уверена, что доберётся до дому. Но ей было очень стыдно.

А папа только похлопал её по плечу и сказал:

— Поверь, что мы все очень рады. Мы за тебя так волновались.

Подошла мама с термосом, в котором был горя­чий кофе, и сказала:

— Я думаю, ты выпьешь хоть глоточек.

А больше никто ничего не сказал, и грузовик по­ехал дальше. Бабушка сидела в кабинке вместе с па­пой, и каждый раз, когда грузовик переставало тря­сти, она делала большой глоток из термоса.

До бабушкиного дома они ехали ровно три часа.

Наконец грузовик остановился, и папа первым выскочил из кабины. Он распахнул перед бабушкой дверцу и крикнул:

— Прошу, сударыня! — и предложил ей руку. Величественно, словно королева, бабушка вышла из грузовика. Она милостиво кивнула папе и ска­зала:

— Благодарю покорно!

Они сердечно распрощались, и папа, мама и во­семь детей уехали обратно в город.

НЕМНОЖЕЧКО ЛЕТНИХ КАНИКУЛ

В большом городе летом бывает очень жарко. У детей начались каникулы. Как только у мамы освобождалась минутка, она забирала детей и уходи­ла с ними в парк. Но когда они вечером ложились спать, в комнате было так душно, что маме приходи­лось мочить под краном простыню и вешать её на окно, а детям и папе класть на лоб мокрые тряпки.

Заснуть в такую духоту было очень трудно, и они долго лежали и разговаривали.

Однажды дети так оживлённо беседовали между собой, что папа с мамой пришли из кухни, чтобы послушать, о чём они говорят.

— Помните, как хорошо было, когда мы отвози­ли бабушку? — спросила Марен.

— Ага! Я могу даже рассказать об этом, ког­да снова начнутся занятия в школе,— сказала Марта.

— Конечно, можно рассказать, что мы были в го­стях у бабушки в деревне, но вовсе не обязательно говорить, что мы были там всего один день,— сказал Мартин.

— Конечно, не обязательно,— согласилась Марта.

— О чём это вы говорите? — спросила мама.

— Да вот, после каникул в школе все встают и рассказывают, где были летом и всякое такое, ну и тогда совсем не весело отвечать, что нигде не побы­вал летом,— объяснил ей Мартин.

— Сколько ещё вам осталось дней до начала за­нятий, детвора? — спросил папа.

— Неделя,— ответила Марен.

— Ну-ка, я прикину, сможем ли мы вдесятером улечься спать в кузове? — сказал папа.

Все с удивлением взглянули на него. Что он ещё такое придумал?

— А один может лечь в кабине. Кто-нибудь из меньших, Мортен или Мина! Тогда мы сможем взять с собой пять матрасов и разложить их в кузове. Си­деть на них тоже будет удобно. Возьмём с собой бре­зент — вот и крыша. Еду купим. Примуса у нас нет, но мы будем готовить на костре, а отдохнуть летом надо всем — и вам и мне. Отправление завтра в шесть утра!

Все с недоумением смотрели на папу: шутит он или говорит серьёзно?

— Ну что? Чего галок считаете? Будете вы со­бираться или нет?

Первой вскочила мама, за ней остальные, все пу­тались друг у друга под ногами. Поднялась страш­ная неразбериха.

— Тихо! — крикнула мама.— Дайте пробраться в кухню!

Мама вышла в кухню и начала вытаскивать рюк­заки, ранцы и мешки, потому что у каждого, кроме своего тазика для умывания, был свой походный ме­шок.

Они завернули зубные щётки и спрятали в меш­ки, потом каждый взял свою расчёску, свитер, по па­ре носков и немного белья. Поверх всего этого они положили плащи, и сборы были окончены.

Теперь можно было ложиться спать.

На этот раз им не разрешили разговаривать: нужно было выспаться и отдохнуть перед дорогой. Встать они должны были очень рано.

Наутро в кузов были уложены пять матрасов.

Как всегда, рано утром пришёл Хенрик. У него даже лицо вытянулось от удивления, когда он узнал, что папа вместе с грузовиком едет отдыхать. Правда, он немножко успокоился, когда папа ему объяснил, что он может взять тележку и работать пока вместо папы.

Папа, мама и старшие дети вынесли вниз шерстя­ные одеяла и брезент. Теперь оставалось только взять рюкзаки и залезть в кузов. Мортен вместе с папой сел в кабину, и грузовик выехал со двора. Хен­рик стоял с тележкой и махал им вслед. А когда они оглянулись, они увидели в окнах нижнего этажа чьё-то лицо.

Это была Дама Снизу, которая всегда так сердилась, когда дети шумели. Она тоже стояла и долго смотрела им вслед.

И уж если говорить правду, она тоже помахала им рукой на прощание!

— Вот она теперь, наверное, радуется! — сказал Мадс.

— Правда, интересно, что мы даже не знаем, ку­да едем? — спросила Мона.

— Давайте все закроем глаза и долго-долго не будем открывать,— предложил Мадс.

Брезент закрывал весь кузов сверху, так что внутри было темно. Грузовик приятно потряхивало, мотор пел непонятную колыбельную песню, и вскоре все заснули.

Первым проснулся Мадс.

— Я вижу! Вижу! Вижу! — кричал он.

— Что ты видишь? — сонно пробормотала Марта.

— Деревья!

Грузовик проехал ещё немного.

— Мы подъезжаем к городу! — вдруг закричала Мона.— Это такой же большой город, как наш!

Но грузовик не остановился в городе, он прогро­мыхал по улицам и скоро выехал на шоссе.

— Я вижу что-то синее! Это море! — закричала Марен.

— Я тоже вижу что-то синее! Это вода! — сказа­ла Милли.

На волнах пенились белые барашки, волны уда­ряли в красные прибрежные скалы и рассыпались брызгами.

Грузовик свернул на боковую дорожку, подъехал поближе к морю и остановился на полянке.

— Как здесь красиво! — сказала мама.— Здесь мы и останемся.

— Как будто эта полянка принадлежит только нам,— сказала Мона.

— Ура! — закричали все дети и горохом посыпа­лись с грузовика.

— Купальные костюмы под сиденьем. Окуни­тесь, пока я съезжу в лавку, куплю чего-нибудь поесть,— сказал папа.

Все надели купальники и подошли к воде.

Папа уехал, а мама и дети стояли на берегу и пробовали ногами воду.

Вода была прохладной, нужно было хоть чуть-чуть привыкнуть к ней и набраться духу, чтобы оку­нуться.

Но один из них, не раздумывая, бросился прямо к воде.

Это был Малышка Мортен. Он обожал воду, а столько воды сразу он ещё не видел ни разу в жизни.

Мортен летел стрелой, и мама бросилась за ним. Он бы так и бежал, пока вода не закрыла его с го­ловой, но мама успела схватить его. Она держала его под мышки, а он бултыхался, бил ногами, брызгался и веселился изо всех сил.

— За этим человеком нам придётся всё время следить,— сказала мама.— Стоит отвернуться, как он убежит к морю.

Вскоре вернулся папа, и они приготовились ва­рить ужин. К этому времени все проголодались из­рядно.

Но не успела мама развести костёр, как Ма­лышка Мортен снова убежал к морю. Его ножки мелькали быстро-быстро, как барабанные палочки, но папе удалось вовремя схватить его.

— Он совсем одичал,— сказала мама.— При­дётся нам уехать в другое место, а то у меня не бу­дет ни минутки покоя.

— Привыкнет со временем,— успокоил её па­па.— А пока мы все по очереди будем караулить его. Марта, сторожи его, пока мы готовим еду.

Все уселись вокруг костра и ждали, когда поспеет ужин.

— Правда, весело за городом? — спросил Мадс.

— Ещё веселее, чем я думала,— призналась Мона.

Они дружно поели. И если вы хоть раз ели в лесу на полянке, предварительно искупавшись, то знаете, каким всё кажется вкусным. Потом они бегали и иг­рали, а когда наступил вечер, забрались в кузов и улеглись на своих матрасах. Все укрылись тёплыми шерстяными одеялами, и всем было тепло. Над голо­вой был натянут брезент, так что лучшего домика и не придумаешь.

МАЛЫШКА МОРТЕН ИСЧЕЗАЕТ

Все по очереди стерегли Малышку Мортена, чтоб он не убегал один к морю. Они решили, что го­раздо удобнее стеречь его не в одиночку, а по двое. Мина и Милли стерегли его с семи до десяти утра, Мона и Мадс с десяти до часу, потом за ним некото­рое время следил папа. В два часа они обедали, пос­ле обеда Мортен спал, и все отдыхали от него до четырёх часов. А с четырёх до семи вечера Мортена стерегли Марта и Мартин.

Марен была освобождена от дежурств, потому что она помогала маме готовить еду. Папа мыл по­суду после завтрака и после обеда. Таким образом, у всех были свои обязанности, но всё равно у них оставалось ещё уйма времени, чтобы отдыхать и ве­селиться.

Как-то Мортена стерегли Милли и Мина. Было раннее утро, все только что позавтракали.

— Пойдём собирать чернику,— предложила Милли.— В лесу её очень много.

Они захватили с собой по кружке, взяли Морте­на за руки и втроём отправились в лес.

— Не заходите далеко! — крикнула мама им вдо­гонку.

— Ладно! — ответила Милли.— Мы ведь уже большие, можешь не бояться за нас. Мортену тоже нравится собирать ягоды.

Но Мортену нравилось очень многое, поэтому он останавливался каждую минуту. Если на дорожке лежал камень, ему непременно нужно было его по­двинуть; если он находил паука, ему обязательно нужно было посыпать его землёй, чтобы потом смот­реть, как он оттуда выбирается.

— Так мы далеко не уйдём,— сказала Мина.— Ты не можешь идти немножко быстрее, Мортен?

— Я вижу чернику! Иди сюда! — закричала Милли.

— Мельника! — радостно воскликнул Мортен.

Он подбежал к Милли, уселся прямо на землю и начал есть чернику. Малыш осторожно снимал с ветки ягодку и с задумчивым видом клал в рот.

— Давай пройдём ещё чуть-чуть в лес, там будет больше ягод,— предложила Милли.— Идём, Мор­тен!

Но Мортен не хотел идти в другое место. Ему по­нравилось здесь.

— Ну и сиди! А мы пройдём немного дальше,— сказала Мина.— Только не уходи никуда отсюда, пока мы не вернёмся!

— Мельника! — ответил Мортен и больше не при­бавил ни словечка, потому что был очень занят.

— Вот наберём полные кружки и вернёмся к на­шим,— сказала Мина.

— Как будто мы разведчики! — сказала Милли. — Иди сюда, как здесь много! — позвала Мина. Милли подбежала к Мине, здесь было очень мно­го ягод, но дальше в лесу их было ещё больше. Они и собирали и ели, и скоро их кружки наполнились доверху.

— Идём теперь к Мортену! Наверное, он уже наелся, ведь он всё время сидел и ел ягоды,— ска­зала Милли.

Девочки пошли обратно. Но где же Мортен? Его не было на том месте, где он остался.

— Он сидел здесь! Правда? — спросила Мил­ли.— Мортен, иди сюда! — закричала она.— Мортен!

Никто не ответил.

— Его нет! — испугалась Мина.

— Мы его проворонили! Что нам теперь ска­жут?

— Бежим скорее!

Девочки высоко подняли кружки и бросились бе­жать со всех ног.

— Мамочка, мамочка, только не сердись на нас! — закричала Милли.— Ты очень расстроилась, что он вернулся один?

— О ком ты говоришь? — спросила мама.

— О Мортене. Разве он не вернулся?

— Нет. А где же он?

— Понимаешь, Мортен хотел сидеть на одном месте и есть, а мы пошли и собирали ягоды, а когда вернулись, его там не было.

— А вдруг он убежал к морю? — испугался Мадс и со всех ног бросился к берегу.

Все побежали за ним. Они кричали и звали Мор­тена, но никто не отвечал. Море было гладкое, как стекло.

Милли и Мина упали на землю и громко за­плакали.

— Это мы виноваты!..— рыдала Милли.— Те­перь я никогда не смогу ничему радоваться.

— Нечего валяться и реветь,— сказал Мадс.— Покажите нам лучше, где вы его оставили. Где он сидел и ел ягоды?

— Он мог уйти совсем в другую сторону,— ска­зал папа.

Все, кроме Марен, побежали в лес. Она осталась возле грузовика на случай, если Мортен вдруг вер­нётся. Девочки показали место, где Мортен ел яго­ды. Черника кругом была чисто обобрана, видно бы­ло, что Мортен съел много ягод. Они пошли в глубь леса. Мадс и Мона шли рядом, иногда они останав­ливались и прислушивались.

— Послушай, по-моему, кто-то там плещется? — сказала вдруг Мона.

Они стали вглядываться в чащу леса.

— Похоже, что там идёт дождь,— сказал Мадс.

Они переглянулись и подкрались поближе.

— Там и дождь идёт, и кто-то плещется,— ска­зала Мона.

Они побежали, не обращая внимания на можже­вельник и сухие ветки, которые царапали им руки и ноги. Внезапно они остановились.

Прямо перед ними из маленькой грязной лужи фонтаном во все стороны летели брызги, и в самой середине, разбрызгивая воду руками и ногами, ле­жал Мортен. Грязная вода потоками струилась по его лицу.

— Мортен! — закричала Мона.— А мы боялись, что ты утонул в море!

— Вода! Вода! — ликовал Мортен и брызгался ещё больше.

К ним подбежали остальные. Они тоже услыша­ли голос Мортена. Папа схватил его на руки, и все были бесконечно счастливы. Все, кроме самого Мор­тена. Он очень рассердился. Только что ему было так хорошо и привольно, а теперь всё кончилось.

Вы думаете, что Милли и Мине больше никогда не доверяли сторожить Малышку Мортена? Ошибае­тесь! Теперь-то папа и мама были уверены, что Мил­ли и Мина больше никогда не уйдут от Мортена во время своего дежурства. И они были правы.

Так папа, мама и восемь детей прожили в лесу шесть дней. Пришло время возвращаться домой. До начала занятий остался всего один день. Всем было жалко прощаться с морем, с лесом, с черникой, с зелёной травой и цветами, с ароматом леса и моря, с костром, на котором они готовили еду и вокруг кото­рого сидели вечерами. Возвращению в город радо­вался только один грузовик.

Грузовику гораздо больше нравилось ездить по улицам города, чем стоять без движения целый день и служить дачей. Да и шинам было слишком жарко. «Того и гляди, полопаются от жары»,— думал грузовик. Да и ни одного грузовика за эти дни он не встретил. Ему было скучно. Поэтому грузовик очень обрадовался, когда увидел, что папа, мама и восемь детей пошли прощаться с лесом и морем.

— Спасибо за всё,— сказали они.— Нам было очень хорошо с вами.

А грузовик ничего не сказал, он молча ждал, по­ка все соберутся. Наконец сборы закончились. Папа завёл мотор, и, как только грузовик тронулся с мес­та, Малышка Мортен нажал кнопку гудка, и грузо­вик тоже сказал: «До свиданья!»

«Я рад, что мы уезжаем,— думал грузовик.— Мы едем домой. Надо быть вежливым».

Он радовался тому, что едет в город, что скоро встретится с другими грузовиками. А дети сидели в кузове и беседовали.

— Приятно всё-таки вернуться домой,— сказал Мартин.

— Когда мы уезжали, сердитая Дама Снизу стояла и махала нам вслед,— вспомнила Марта.

— Она-то не очень обрадуется, что мы верну­лись,— сказал Мадс.— Пока нас не было, она могла спокойно спать после обеда.

— Хм,— усмехнулась Мона.— Значит, она спа­ла весь день и гуляла всю ночь.

Въехав в город, они замолчали и с интересом смотрели по сторонам.

— Всё как раньше,— заметил Мадс.

— Мы уже почти дома. Смотрите, мы едем по нашей улице,— обрадовалась Марта.— Вон наш дом! Там кто-то стоит у парадного.

— Это Хенрик! Он ждёт нас. Вот он обрадуется, что мы вернулись! — кричал Мадс.

— Хорошо, что он тогда украл наш грузовик, а то бы мы никогда с ним не познакомились,— сказа­ла Мона.

— А вон Дама Снизу. Смотрите, она тоже машет, хотя мы возвращаемся, а не уезжаем.

Грузовик остановился, и дети быстро выпрыг­нули из кузова. Мама поспешила за ними, папа тоже вылез из кабины.

— Привет, Хенрик! — поздоровался он.— Вот мы и дома!

Дети побежали наверх, им не терпелось посмот­реть, как выглядит их дом изнутри. Они быстро до­бежали до этажа, на котором жила сердитая Дама Снизу. Она стояла на площадке и, казалось, жда­ла их.

— Добрый день, добрый день! — говорила она и при этом ласково улыбалась.

— Какая ты симпатичная, когда улыбаешься,— сказала Мона.— Я никогда тебя такой не видала.

— Помолчи, Мона! — цыкнула на неё мать.

— Я бы очень хотела, чтобы вы сначала зашли ко мне выпить по чашечке кофе с пирожными. А для детей у меня есть газированная вода, ведь они, на­верное, не любят кофе?

У мамы был такой вид, будто она свалилась с лу­ны. Да и у всех остальных, пожалуй, тоже.

Первой опомнилась Мона.

Их спрашивают, не хотят ли они пирожных с га­зированной водой, и никто из них ещё не ответил: «Спасибо, хотим». Нет, она должна сама ответить за всех.

— Большое спасибо! — вежливо сказала она.— Мы с удовольствием зайдём к вам.

— Большое спасибо! — сказала мама, будто толь­ко что проснувшись.— Это так любезно с вашей сто­роны, только лучше мы сначала поднимемся к себе и немножко приведём себя в порядок, да и вещи на­до отнести домой.

— Ну, вещи-то могут спокойно постоять на лест­нице, правда, Хенрик?

— Ты знакома с нашим Хенриком? — удивилась Мона.

— Да, мы познакомились совсем недавно,— от­ветила дама.— Он всё ходил здесь, скучал и тоже ждал вас, и однажды мы с ним разговорились.

— Я каждый день обедал у Хюльды,— сказал Хенрик.— Эта дама прекрасно готовит, смею вас уверить.

Хенрик потихоньку, но настойчиво подталкивал их к двери Хюльды. И когда Мадс захотел сбегать наверх посмотреть на их квартиру, Хенрик остано­вил его словами:

— Потом посмотришь, идём!

Папа и мама от удивления совсем лишились дара речи. Подумать только, та самая дама, которая по­стоянно сердилась на них и на детей, оказывается, ждала их возвращения с горячим кофе и пирож­ными!

Они осторожно вошли в её нарядную комнату. Дети уселись на самые краешки стульев и боялись взглянуть друг на друга. Вот сейчас-то, во всяком случае, следовало вести себя получше, чтобы дама не рассердилась прежде, чем они выпьют газирован­ную воду.

— А я и не знал, что тебя зовут Хюльда,— ска­зал Мадс.

— Да, Хюльда. Можете звать меня тётя Хюльда или просто Хюльда, как хотите.

— Я придумал! Мы будем звать тебя Нижняя Хюльда, ведь ты живёшь под нами,— предложил Мадс.

— В этом-то всё и несчастье,— вздохнула ма­ма.— К сожалению, у меня нет времени каждый день после обеда уводить детей на прогулку, и я боюсь, что они снова не дадут вам спать.

— О, не беспокойтесь! — утешила её Хюльда.— Я перестала спать после обеда. Я теперь раньше ло­жусь вечером. Я очень рада, что вы уже вернулись домой, здесь было так тихо без вас, так скучно. Я почти не могла спать.

Теперь уж дети больше не могли усидеть спокой­но: оказывается, Нижняя Хюльда на самом деле очень добрая.

А Мортен разговаривал сам с собой.

— Хочу газиловочки, хочу газиловочки,— гово­рил он, держа в руке стакан...

— Большое, большое вам спасибо,— сказала на­конец мама.— Всё было такое вкусное, но теперь нам пора домой: надо распаковать вещи и привести себя в порядок после дороги.

Когда папа, мама и восемь детей встали, чтобы идти домой, Хюльда и Хенрик тоже поднялись вме­сте с ними.

— Мы проводим вас наверх,— сказали они.

Мама опять очень удивилась.

— Нет, не стоит,— сказала она,— у нас там не убрано и некрасиво.

Но казалось, что Хюльда не слышала маминых слов: она молча поднималась за ними по лестнице.

Папа подошёл к двери, чтобы открыть замок, но вдруг раздался возглас:

— В чём дело? Кто-то сломал наш замок!

— Это я сломал,— сказал Хенрик.

— Опять принялся за старое? — спросил папа с огорчённым видом.

— Нет, нет, что ты! — испугался Хенрик.

— Он не сделал ничего плохого. Вот откройте дверь и увидите,— сказала Хюльда.

Они вошли в кухню и увидели, что там всё было заново выкрашено, а когда открыли дверь в комнату, то так и застыли в изумлении. Вдоль стен стояли двух­этажные кровати, и на каждой было написано имя.

— У нас появились кровати,— ахнула Мона.— Это нам? Да, Хенрик? Мы будем на них спать? Каж­дый в своей?

А Хенрик стоял и улыбался.

— Я бы ничего не смог сделать без Хюльды,— сказал он.— Мы с ней работали вместе каждый день после вашего отъезда.

Не прошло и секунды, как дети забрались каж­дый на свою кровать, и мама до конца дня никакими силами не могла извлечь их оттуда.

Малышка Мортен несколько раз падал с кровати на пол, но снова забирался на неё. Это было совсем просто, потому что его место было на первом этаже.

Теперь ему пришлось выучить совсем новое сло­во «кровать».

Я знаю, вам тоже приятно, что дети больше не будут спать на полу.

Несколько дней подряд папа ходил и любовался красивыми кроватями, которые сделал для детей Хенрик, и наконец сказал:

— А теперь мы их покрасим. Выбирайте каждый любой цвет для своей кровати.

— Мы все должны выбрать одинаковый цвет? — спросил Мадс.

— Да нет,— ответил папа.— По-моему, будет очень красиво, если все они будут разного цвета.

— Тогда, если можно, я хочу синюю,— сказал Мадс.

— А я — красную! — сказала Мона.

— И я! И я! Касную! Касную! — кричал Малыш­ка Мортен.

— Тише, тише, Мортен,— успокоила его мама.— Хорошо, у тебя будет красная.

— А мне розовую,— попросила Милли.

— И мне тоже розовую,— сказала Мина, потому что она всегда повторяла то же, что говорила Милли.

— Мне зелёную,— сказал Мартин.

— Мне жёлтую,— сказала Марта.

А Марен думала дольше всех и наконец решила, что ей хочется белую.

— Хорошо,— сказал папа, записав, кто что хо­чет.— Сейчас я приготовлю краску, и каждый сам будет красить свою кровать. Но у нас есть только четыре кисти, так что придётся красить в две очере­ди. Милли, Мина, Марен и Мартин красят в первую очередь.

— Значит, мы можем пока пойти погулять,— предложила мама.

Она взяла с собой Мадса, Мону, Марту и Малыш­ку Мортена, и они стали спускаться по лестнице. Но им не удалось уйти далеко — на лестнице их остано­вила Нижняя Хюльда.

— Заходите пока ко мне,— предложила она.— А они постучат ко мне в потолок, когда кончат.

Мама предупредила папу, и они пошли к Хюльде. Мама была очень довольна, она целый день рабо­тала, и у неё устали ноги, и теперь она с удоволь­ствием присела у Хюльды. Хюльда приготовила кофе, а дети играли в спальне.

С тех пор как у них появились собственные кро­вати, они стали особенно интересоваться спальнями. У Хюльды была очень красивая кровать с блестя­щими шариками и комод с зеркалом. На стенах висело много картин. Детям здесь очень понра­вилось.

Они пробыли у Хюльды часа два. Наконец папа постучал им в потолок, и они побежали наверх. Дома они увидели две розовые кровати, одну зелёную и одну белую. Комната выглядела очень красиво.

— Ну, можете начинать,— сказал папа.— И то­гда у нас будет совсем нарядно.

Мадсу дали синюю краску, Моне — красную, Марте — жёлтую.

Папа немножко помогал Моне, но большую часть кровати она выкрасила сама.

Малышке Мортену не разрешили красить, за не­го красила мама. Она выкрасила его кроватку в крас­ный цвет, как он и просил.

Они красили долго, а когда все кровати были го­товы, комнату просто нельзя было узнать, так стало красиво.

— Замечательно,— сказал папа.— Теперь мы будем называть нашу комнату спальней.

— Обязательно,— поддержала его мама.— Толь­ко, по-моему, тут очень пахнет краской.

— А мы сейчас откроем окно и пойдём на кухню чего-нибудь перекусим,— предложил папа.

Малышка Мортен страшно рассердился, что ему не дали покрасить, но всё-таки тоже пошёл на кух­ню, потому что любил поесть. Ему дали большой кусок хлеба, и он сразу же принялся его уплетать. А все остальные стоя ждали своей очереди.

— Не спешите,— сказала мама.— Сейчас все получат свою долю, и мы сядем, как обычно, за стол.

Мортен наблюдал за всеми, на него никто не об­ращал ни малейшего внимания: уж очень все прого­лодались. Тогда он осторожно открыл дверь спальни, прокрался туда и тихо прикрыл за собой дверь.

Ой, ой, ой! — здесь стояло ведёрко с красной крас­кой и рядом на газете лежала кисть. Папа ещё не успел убрать их.

Мортен быстро засунул хлеб в рот и схватил кисть. Он глубоко обмакнул её в ведёрко с краской. Ого! — здесь ещё много краски! Мортен огляделся: что же ему покрасить? Кровати все уже выкрашены, красить их заново неинтересно. А вот пол... на него даже жалко было смотреть. Бедненький, он был про­сто коричневый, и во многих местах краска давно стёрлась. Мортен провёл кистью по полу. На полу осталась красивая красная полоска.

— Би-би! — загудел Мортен, он играл в грузовик. Кисть была красным грузовиком, который ехал по красной дороге.

Мортен снова обмакнул кисть и поехал дальше. Пожалуй, не стоит гудеть так громко. А то его услы­шат, придут и всё испортят. Это Мортен хорошо знал. Теперь Мортен говорил «би-би» шёпотом. Всё равно играть в грузовик было так же интересно. На полу было уже много красных дорожек, кое-где они пересекались. А вдруг сейчас краска кончится? Мортен заглянул в ведёрко. Нет, её, к счастью, было ещё много.

А тем временем все спокойно ели на кухне.

— Может, пойти и позвать к нам Нижнюю Хюльду? — спросил Мадс.

— Хенрик, наверное, тоже у неё, она говорила, что он собирался прийти.

— Конечно! Хенрик должен посмотреть, как мы всё красиво выкрасили,— сказал папа.— Сходи, по­жалуйста, за ними, Мадс. А собственно говоря, куда девался Мортен?

Папа считал и пересчитывал детей, и у него всё время получалось только семь.

— Да, наверное, он ест под столом,— спокойно сказала мама.— Ты же знаешь, что он это любит.

— Да, я просто забыл,— ответил папа.

В это время постучали в дверь, и вошёл Мадс с Хенриком и Хюльдой.

— Заходите, заходите, милости просим,— при­гласил их папа.— Сейчас мы покажем вам самую красивую в мире спальню.

Папа распахнул дверь и спросил:

— Ну, как вам нравится?

Больше бедный папа не успел вымолвить ни сло­вечка, потому что он увидел Мортена и пол, изъез­женный красным грузовиком.

— Ох! — сказал папа.

— Ах! — сказала мама.

— Вот здорово! — обрадовались дети.

— Батюшки! — изумилась Хюльда.— Какие кра­сивые стали кровати, а красный пол, оказывается, очень нарядно! Никогда в жизни не видела ничего более прекрасного!

— Ия тоже,— поддержал её Хенрик.

Папа, осторожно ступая между красными дорож­ками, добрался до Мортена и поднял его на руки, но Мортен рассердился, дёрнулся и мазнул папу ки­сточкой прямо по лицу, и нос у папы тут же стал красным. Наконец папе удалось отобрать у Мортена кисть, и он вручил Мортена маме. А маме пришлось оттирать Мортена ацетоном, потому что он весь был в красной краске.

— Вот так сюрприз! — сказал папа.— Придётся потрудиться, чтобы снять всю эту краску.

— Зачем же её снимать? Это так трудно! Лучше уж весь пол выкрасить в красный цвет! — предложи­ла мама.

— Ты думаешь? — усомнился папа.— Пожалуй!

Он провёл по полу кистью, потом ещё, ещё и на­чал красить пол с таким энтузиазмом, что уже не мог остановиться. Так папа выкрасил весь пол, а все стояли в дверях и смотрели, как он работает.

— Сегодня нам придётся спать всем в кухне,— сказал папа.— Пока пол не высохнет, по нему нельзя ходить.

— Зачем же вам спать в кухне? Там очень тесно. Вы можете переночевать у меня, а к утру пол уже высохнет,— предложила Хюльда.

Когда все дети улеглись на полу, Мадс сказал:

— Вот мы и опять спим на полу.

— Но это уже в самый последний раз,— ответила Мона.

И она была права, потому что на другой день они снова перебрались наверх, а когда наступил вечер, легли каждый в свою кровать и оттуда смотрели на самый красивый и на самый красный в мире пол.

— А Мортен не дурак,— сказала Мона.

— Мортен молодчина! Ура Мортену! — закрича­ла Милли.

Но Мортен не слышал, как они кричали «ура!» в его честь,— он лежал в своей красной кроватке и крепко спал. И ему снился сон. Знаете о чём? А вот попробуйте угадайте. Ладно уж, я, так и быть, скажу, что ему снилось. Он видел во сне много-много боль­ших красных малярных кистей!

МАЛЕНЬКИЙ ГОСТЬ — БОЛЬШОЕ СОБЫТИЕ

— Почему к нам никогда не приходят гости? — спросил однажды Мадс.— Вчера я был в гостях у одного мальчика, его зовут Сигурд, нас угощали вся­кими вкусными вещами, и там, кроме меня, было ещё шесть мальчиков.

— Ага,— сказал папа.— Это, конечно, приятно. А что, у Сигурда много братьев и сестёр?

— Да нет, он один. Знаешь, как он мне завидует, что нас так много.

— А Сигурд с папой и мамой тоже живут в одной комнате, как мы? — спросила Марта.

— Нет, что ты! У них столько комнат, что я даже не мог сосчитать. А у Сигурда своя отдельная ком­ната.

— Тебе было весело у него? — спросила мама.

Мадс был таким тихим и странным, что мама ни­как не могла понять, что с ним творится.

— Да-а,— ответил Мадс,— только там был один очень противный мальчик.

— А что он сделал? — спросила мама.

— Да он всё время говорил о нас вслух, а потом он крикнул мне...

— Что он крикнул? — поинтересовалась Мона.

— Он крикнул: «А правда, что вы ночью спите на полу на матрасах?»

— Ну, а ты? — спросила Мона; она покраснела до корней волос от возмущения, что какой-то маль­чишка хотел обидеть Мадса.

— А я сказал, что это было давно, уже пять дней назад, и рассказал, конечно, какие нам сделали кро­вати. А Сигурд — он очень хороший,— он сказал, что ему очень хотелось бы когда-нибудь прийти к нам. Но ведь у нас никогда не бывает гостей, так что я даже не знаю...

— Мы сами у себя гости, вон как нас всегда мно­го,— сказал папа.— Ну хорошо, завтра у нас по-на­стоящему будут гости. Мы пригласим Сигурда. Нас будет девять детей и двое взрослых. Я думаю, будет неплохо.

Мама взглянула на него.

— Я испеку булочек и пирожков,— сказала она.

— Недурно,— сказал папа.

На другой день папа, мама и дети — все были не­много взволнованы, ведь к ним должен был прийти гость.

В школе на первой же перемене Мадс подошёл к Сигурду и пригласил его на сегодня к ним в гости. Лицо Сигурда расплылось в широкой улыбке.

— Я — с радостью! У тебя день рождения?

— Да нет, просто у нас сегодня праздник.

— Спасибо, я приду.

В этот день папа с грузовиком вернулся с работы пораньше. Он очень спешил. Сначала он вихрем умчался из дома и купил длинный канат и несколько мотков верёвки. Потом спустился в подвал и там сто­лярничал, потом снова прибежал наверх и что-то на­тягивал и стучал в комнате.

Мама заглянула к нему из кухни:

— Ну как, отец, ты, кажется, что-то затеял?

— Подожди,— ответил папа; он стоял на табу­ретке и подвешивал к потолку старый колоколь­чик.— Видишь ли, я хочу, чтобы моим детям жилось так же весело, как всем остальным. И я подумал, что ведь и правда мы ни разу не устраивали для детей детского праздника. Послушай, мать, не хочешь ли ты сегодня быть матросом? А я буду капитаном.

Мама молча с изумлением смотрела на него, она ничего не понимала.

— Погляди,— сказал папа,— вот мои старые ма­тросские брюки. Я слишком растолстел, на меня они не влезут, а тебе они в самый раз. А вот и бескозыр­ка. Надень мою белую рубашку, и ты будешь превос­ходным матросом.

Мама с испугом смотрела на него.

— Слушай команду капитана! — вдруг закричал папа громовым голосом.

— Есть, капитан! — ответила мама и исчезла на кухне, схватив в охапку все эти странные вещи. И через две минуты перед папой стоял бойкий моряк.

В этот день, сразу после обеда, старшие ушли гулять с малышами, чтобы папа и мама могли спо­койно всё приготовить к приходу гостя. Наконец пришло время возвращаться с прогулки. Им уже не терпелось посмотреть, что придумали мама с папой. В воротах дома они встретили Сигурда. На нём был надет красивый матросский костюм.

В окне показался папа и закричал:

— Поднимайтесь, поднимайтесь скорей по тра­пу, корабль готов к отплытию!

И три раза пробили склянки. Дети бросились наверх — папа и мама стояли по обеим сторонам двери.

Сигурда пропустили первым, ведь он был гость. Он вежливо поклонился и пожал руки папе с мамой.

— Добро пожаловать на борт нашей шхуны! — приветствовал его папа.— Молодец, что пришёл в матроске, значит, у нас сегодня будут два матроса.

А все дети стояли у двери и, раскрыв от изумле­ния рты, уставились на маму. Обычно мама всегда носила полосатое платье, и теперь в брюках и беско­зырке дети с трудом узнали её.

— Поднимайтесь,— сказал папа.— Сейчас уберём сходни!

Дети увидели, что на пороге лежала большая гладильная доска. Чтобы попасть на корабль, надо было пройти по этой доске.

— Так,— сказал папа,— все на борту? А ну, Мадс, убрать сходни! Сигурд, поднять якоря!

Один конец каната папа привязал к дверной руч­ке, другой спустил вниз по лестнице. Мадс убрал сход­ни, Сигурд, споткнувшись, бросился к канату и вытя­нул его наверх.

Когда всё было в порядке, папа сказал:

— А теперь все марш на палубу! Мы позовём вас, как только еда будет готова.

Когда ребята вошли в комнату, которую называ­ли спальней, они ещё раз застыли от удивления. Здесь всё было переделано. Кровати были застелены, как койки в матросском кубрике. Под потолком ви­сел громадный парус. Папа сметал его из всех восьми детских простыней.

Кроме того, папа прикрепил к потолку три коль­ца, через них он пропустил бечёвку, концы которой свисали до полу.

— Это подъёмный кран,— сказал папа.— Сейчас он начнёт работать.

Конечно, поднялся шум, но теперь никто не бо­ялся, потому что мама предупредила Нижнюю Хюльду, что у них будет детский праздник, и Хюльда обещала после обеда пойти погулять.

Сигурд и Мадс работали на подъёмном кране, они поднимали и опускали стулья.

Мона попробовала поднять стол, но он оказался слишком тяжёлым.

Мартин скатал большой лист бумаги, и у него по­лучился бинокль.

Он стоял у окна и кричал:

— Впереди шхеры! Право руля!

Марта и Марен были официантами, они ходили с подносами, на которых стояли стаканы с газиро­ванной водой, а папа некоторое время был даже ко­рабельным псом. Милли и Мина сидели на своих кроватках и правили кораблём. Малышка Мортен тоже правил кораблём, но он говорил только:

— Впелёд, ту-ту!

Ведь он не понимал, что они уже давно покинули гавань и находятся в открытом море.

Вдруг мама крикнула:

— Кто хочет есть, марш в кают-компанию!

Есть, конечно, хотели все, и все побежали на кух­ню. Там, на длинном кухонном столе, стояло блю­до с аппетитными бутербродами и свежими пончи­ками.

Мама со своей чашкой кофе уселась на верхней ступеньке стремянки. Ей очень нравилось быть матро­сом, она сидела выше всех, болтала ногами и смеялась так, что чуть не свалилась.

Папа сидел на полу и старался удержать чашку с блюдцем на трёх пальцах.

Когда все наелись, снова пошли играть на палубу.

Папа пошёл вместе с детьми и рассказывал им всякие морские истории ещё тех времён, когда он сам был моряком. Потом он научил детей вязать мор­ские узлы.

Время прошло очень быстро, вдруг папа при­ставил руки ко рту и загудел, как настоящий паро­ход.

— На горизонте земля! — закричал он.

— А куда мы приплыли? — спросила Мона.

— Домой, в Норвегию,— ответил папа.— Вот пристань. Тебе здесь выходить, Сигурд.

Гладильная доска вновь была положена одним концом на порог. Сигурд осторожно прошёл по ней, спустился по лестнице и вышел на улицу. Там он обернулся и посмотрел на окно, где стояли папа, ма­ма и все восемь детей и махали ему белыми носовы­ми платками, как будто они и правда находились на борту настоящего парохода, готового отойти от пристани.

Не сразу удалось им привести дом в порядок после детского праздника. Но наконец всё было убрано, простыни вернулись на свои места, и дети могли лечь спать.

На другой день Сигурд на школьном дворе рас­сказывал всем товарищам о весёлом празднике. Про­тивный мальчишка, который старался обидеть Мад­са, когда они были в гостях у Сигурда, сразу же вме­шался и сказал:

— Какое там у вас может быть веселье, если у вас и повернуться-то негде!

— Уж поверь мне, что было очень весело,— воз­разил ему Сигурд.— Это был самый весёлый празд­ник, на каком мне приходилось бывать.

А Мадс стоял и радовался: всё-таки здорово, что и у них дома был детский праздник!

ХЕНРИК И НИЖНЯЯ ХЮЛЬДА

Как-то вечером папа, мама и восемь детей ужи­нали на кухне.

Вдруг в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул папа.

Как раз перед этим он откусил большой кусок хлеба, поэтому трудно было разобрать, что он ска­зал, но дети хором закричали:

— Войдите!

И каждому стало ясно, что теперь гостю остаётся только переступить порог.

В кухню тяжёлой походкой вошёл Хенрик.

— Ах, это ты, Хенрик! — удивился папа.— Разве ты ещё не ушёл домой? Как зовут твою хозяйку, у которой ты теперь живёшь?

— Тётушка Олеа, но она сейчас, наверное, в сво­ём швейном клубе или где-нибудь ещё, дома всё рав­но никого нет.

— Значит, ты ещё ничего не ел? — спросила мама.

— Это не беда,— ответил Хенрик,— у меня нет аппетита.

— Хорошо, что ты зашёл,— заметил папа.— Мне сегодня как раз хотелось с тобой поговорить. Садись поешь, легче будет разговаривать.

Хенрик сел с испуганным видом, ведь он не знал, о чём папа хочет с ним говорить. Наверняка какая-нибудь неприятность. Может быть, папе больше не нужен помощник?

Но папа хотел поговорить с Хенриком совсем о другом.

— Мне кажется,— начал папа,— что мы с то­бой очень хорошо сработались. Да и дел у нас с то­бой много. И мне бы очень хотелось знать точно, не собираешься ли ты уходить от меня. Конечно, те­перь я буду платить тебе больше, и мне бы очень хотелось знать твёрдо, что ты никуда от меня не уйдёшь.

Хенрик не мог вымолвить ни слова. Ведь ни о чём другом он и не мечтал. Больше всего на свете ему хотелось работать на грузовике вместе с папой.

— Может, тебе надо сперва подумать об этом? — спросил папа.

— Да нет же,— вмешалась Мона.— Он онемел от радости, как ты не понимаешь!

— Конечно, я очень рад,— сказал Хенрик, и улыбка расплылась у него по физиономии.— Я и правда онемел от радости! Ведь ты не шутишь?

— Какие тут шутки! — Папа даже удивился.— А когда я буду уезжать, ты будешь работать на гру­зовике один.

— Простите, я должен уйти на минутку,— ска­зал вдруг Хенрик,— но я сейчас же вернусь.

— Не понимаю, куда это он убежал? — сказал папа.— Всё-таки в последнее время он какой-то странный.

— Неужели ты не понимаешь, куда он пошёл? — спросила Мона. Она не переставала удивляться тому, как мало понимают взрослые.— Он пошёл к Нижней Хюльде, чтобы рассказать ей об этом. Может, он теперь даже осмелеет и посватается к ней.

— А ты думаешь, он хочет посвататься? — спро­сила мама.

— Конечно. Просто он не знает, как это сде­лать,— решительно заявила Мона.

— Да нет, ты ошибаешься,— сказал папа. Вскоре вернулся Хенрик.

— Ну что, посватался? — спросила Мона.

— Нет, опять духу не хватило,— сказал Хен­рик.— Но я хоть сказал ей, что мне прибавили зар­плату, ну и в таком духе.

— Это уже начало,— улыбнулась мама.

В этот вечер дети долго разговаривали, лёжа в постелях.

— Нужно как-то помочь Хенрику,— сказала Мона.

— Конечно, а что можно сделать? — спросил Мадс.

— Я не знаю, что значит свататься, поэтому я ничего не могу придумать,— тяжело вздохнула Милли.

— Я тоже,— сказала Мина.

— Смотрите,— начал объяснять им Мадс.— Вот, например, Мона — это Нижняя Хюльда, а я — Хенрик. В руке у меня букет цветов.

— Нет у тебя никакого букета, у тебя пустая ру­ка,— сказала Милли.

— Да как ты не понимаешь, что это понарош­ку,— объяснила ей Мона.

— Ну вот, я вхожу и говорю: «Дорогая Хюльда, не хочешь ли ты выйти за меня замуж?» — сказал Мадс.

— А я отвечаю: «Да» — и, значит, всё в поряд­ке,— закончила Мона.

— И больше ничего? — удивилась Милли.— Тогда я не понимаю, почему Хенрик не может сам спросить Хюльду.

— Он не решается, потому что боится, а вдруг она скажет: «Нет»,— объяснила ей Мона.— Мы должны разузнать, что думает Хюльда, правда, Мадс?

— Я придумал! Завтра утром мы с тобой пойдём к ней на разведку,— заявил Мадс.

На другой день Мона и Мадс постучались в дверь к Нижней Хюльде.

— Войдите! — ответила Хюльда.— Вот это гос­ти, вот молодцы, что зашли ко мне. Ведь я говорила, что вы можете приходить ко мне когда угодно, но вы почти никогда не приходите.

— Мы ещё не привыкли,— сказал Мадс.

— Сейчас посмотрим, кажется, у меня осталось немного печенья. Я думаю, что от сока вы тоже не откажетесь.

Мона и Мадс чинно уселись на стулья и молча ждали, пока Хюльда принесёт им из кухни сок и пе­ченье.

— Тебе не скучно жить совсем одной? — спросил Мадс.— Ты всегда жила одна?

— О нет, я жила вместе со своей мамой до самой её смерти, она умерла три года тому назад. Но ты прав: одной жить и грустно, и скучно, поэтому так приятно, когда приходят гости.

— Но ведь Хенрик часто к тебе приходит,— за­метила Мона.

Хюльда слегка покраснела:

— Да, летом, когда вы уезжали, он приходил ко мне почти каждый день. Он днём мастерил вам кро­вати, а у меня обедал. И мне это очень нравилось. Но в последнее время он стал таким странным. По­сидит, посидит минутку, вдруг заторопится и убежит.

— Во всяком случае, ты ему очень нравишь­ся,— сказала Мона.— Может, он просто боится что не нравится тебе?

— Тогда он ошибается,— сказала Хюльда и тут же спохватилась: — Что же это я вам говорю! Ведь вам всё это, наверное, скучно...

— Ну что ты! — сказала довольная Мона.— Нам как раз очень интересно.

Теперь она узнала всё, что её интересовало, и могла спокойно приняться за дело.

В этот вечер папа, мама и остальные дети никак не могли понять, что делают Мона и Мадс. Мадс что-то записывал, а Мона спрашивала всех по по­рядку.

— Придумай скорей предложение из трёх слов, чтобы все слова начинались на «И»,— сказала Мо­на папе.

— «Ингрид испугалась иголки»,— придумал папа.

— А теперь на «Д».

— «Дети долго дрались»,— улыбнувшись, пред­ложила мама.

— Хорошо. Ты запишешь это, Мадс?

— Да. Теперь снова нужно на «И».

— «Идиот испортил игрушку»,— быстро выпа­лила Марта.

— Очень хорошо, правда, Мадс?

— Ага. Теперь на «3».

— «Зяблики зимой зябнут»,— сказал папа.

Так они спрашивали ещё долго, и никто не пони­мал, в чём дело.

В дверь постучали, и вошёл Хенрик. Он мыл вни­зу грузовик и теперь пришёл с ведёрком и тряп­кой.

Не успел он войти, как Мона и Мадс бросились к нему.

— Иди скорее сюда, Хенрик,— позвала его Мо­на.— Мы придумали, как тебе можно посвататься к Хюльде.

— Нет, ребята, я всё равно никогда не решусь заговорить с ней об этом.

— И не надо. Ты умеешь писать?

— Конечно, только я ведь не решусь написать ей такое письмо.

— И не надо,— сказала Мона.

— Ты напиши только: «Дорогая Хюльда!», а дальше напиши столбиками все эти предложения и каждое слово начинай с большой буквы, а внизу на­пишешь: «С приветом! Хенрик».

— Ив уголочке можешь нарисовать букет цве­тов,— предложила Мона.

Хенрик не мог сразу понять, что они придумали, но Мадс и Мона усадили его за стол, дали в руки перо, и он написал письмо, которое выглядело так:

— Она теперь решит, что я совсем помешался,— сказал Хенрик.

— А вот посмотрим, что она ответит,— сказала Мона.

Она побежала к Хюльде с письмом и объяснила, что надо читать только большие буквы сверху вниз.

— А через десять минут я приду за ответом,— сказала Мона.

Хюльда взяла бумагу и карандаш, выписала все большие буквы в одну строчку, и у неё получилось трижды: «ИДИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ!!» Она быстро написала ответ:

Мой дорогой Хенрик!
Я согласна! Твоя Хюльда.

Тем временем Мадс и Мона объяснили Хенрику, как надо читать его письмо, и все с нетерпением ждали ответа от Хюльды.

Мона сбегала за ответом, и когда Хенрик увидел, что написано на бумажке, он страшно обрадовался и бросился с этой бумажкой к папе.

— Смотри! Смотри! — кричал он.

А тут явилась и сама Хюльда.

— Теперь вы жених и невеста! — объявили Мадс и Мона.

— Да, да, поздравляю тебя, Хюльда! — сказал Хенрик, пожал ей руку и поклонился.

— Ия тебя тоже! — ответила Хюльда.

Так они стали женихом и невестой. Теперь в этом не было никакого сомнения.

А вам, конечно, интересно, пригласят ли они на свадьбу папу, маму и восемь детей?

БУДИЛЬНИК

Осенью трудно вставать рано. Так считали и папа, и мама, и почти все восемь детей. А как считал грузовик, я не знаю. Рано просыпался только Ма­лышка Мортен. Он сейчас же находил себе какое-нибудь интересное занятие.

Однажды он разобрал по винтику новый будиль­ник, потому-то теперь у них и не было никакого бу­дильника.

В другой раз он рассыпал шкатулку с мамиными швейными принадлежностями. А недавно разбросал по полу целый пакет овсянки.

Мортену очень нравилось развлекаться утром в одиночку, поэтому, проснувшись раньше всех, он никогда никого не будил. Но остальным эти прока­зы не нравились. И без будильника все просыпали и всюду опаздывали.

По утрам папа приходил к грузовику ещё совсем сонный. Ему очень хотелось выпить хоть глоток ко­фе, но бедному кофейнику не так просто вскипеть в одну секунду, и чаще всего папе приходилось от­правляться на работу без кофе.

Каждый день дети убегали из дома в школу в по­следнюю минутку.

Так дальше продолжаться не могло.

Вечером, когда вся семья была в сборе, папа по­просил всех сесть и сказал:

— Кто из вас может дать хороший совет, как во­время просыпаться утром? Тот, кто придумает самый лучший способ, получит в награду маленький карманный фонарик.

Все задумались.

Все, кроме Малышки Мортена, потому что он уже давно спал.

Мама показала на него и сказала:

— Мортен самый хитрый. Если бы мы все засыпали так же рано, нам было бы легко вставать утром.

— Но нельзя же ложиться в такую рань,— воз­разил папа.— Должно же у нас хоть вечером быть немножко свободного времени, а то мне придётся с грузовика отправляться прямо в постель.

— А может, мы купим новый будильник вме­сто того, что сломал Мортен,— предложил Мар­тин.

— Нет,— ответила мама.— У нас нет денег. У меня было немножко, но я купила на них шерсть и отправлю её бабушке, она обещала связать нам всем по паре носков.

— И мне тоже? — спросил папа.

— Конечно,— ответила мама.

— Так, значит, нового будильника у нас не бу­дет,— сказал папа.

— А у нас есть живой будильник,— сказал Мадс.— Только этот будильник как раз утром и не звонит.

— О ком это ты говоришь? — удивился папа.

— О Мортене, конечно. Ведь он всегда просы­пается очень рано. Сколько он успевает всего натворить, пока мы проснёмся.

— Верно,— засмеялся папа.— Вот только как нам заставить его будить нас? По-моему, он очень доволен, что мы спим так долго.

— Нужно придумать что-нибудь такое, чтобы ему было интересно. Папа, у тебя где-то был старый колокольчик, помнишь, ты доставал его, когда мы играли в пароход.

— Правильно,— обрадовался папа.— Теперь он нам пригодится.

— Мы сделаем так: подвесим его к потолку, а шнурок протянем прямо к кровати Мортена. Я уверен, что ему станет любопытно, он потянет за шнурок, колокольчик тогда зазвенит, и мы проснёмся.

— Молодец,— сказал папа.— Карманный фо­нарик твой.

Папа достал колокольчик, а мама принесла лесенку, которой она пользовалась, когда вешала шторы. Папа забрался на лесенку и прикрепил колокольчик так хитро, что если кто-нибудь хоть чуточку задевал шнур, то колокольчик начинал зве­неть.

После этого все легли спать и спали очень спо­койно. В эту ночь они твёрдо знали, что утром не проспят.

Утром Мортен первый открыл глаза. Сначала он лежал и нежился по привычке, потом стал глядеть по сторонам. Что это такое висит прямо перед его кроватью?

Нужно разузнать. Мортен потянул за верёвку, и колокольчик зазвенел громко-прегромко. Это было забавно. Мортен потянул сильнее, и колокольчик за­звенел ещё громче.

Так громко колокольчику не случалось звенеть с тех пор, как он висел на шее у бабушкиной коровы Дагроз.

Постепенно все зашевелились и, зевая, садились в кроватях, а Мортен всё звонил и звонил.

Из кухни пришли папа и мама. Папа потягивал­ся, а мама наспех укладывала свои длинные косы.

— Умница, Мортен,— сказал папа.— За это ты получишь большое яблоко.

Мортен взял яблоко. Он никак не мог понять, по­чему вокруг него поднят весь этот шум. Когда он считал, что не сделал ничего плохого, его почему-то ругали. А сегодня он спозаранок звонил в колоколь­чик и был уверен, что его будут за это ругать, но ока­залось, что он поступил правильно.

В это утро все встали очень рано. Мортен разбу­дил их в шесть часов.

Если бы вы только знали, как много дел они успе­ли сделать за это утро! Во-первых, каждый успел немножко помочь маме, и поэтому мама рано закон­чила все дела по дому и смогла пойти с малышами в парк. Всем это очень понравилось. И Мортен сразу понял, что нужно тянуть за шнурок каждое утро. Но он не понимал разницы между воскресными дня­ми и буднями. Поэтому и в воскресенье он начал дёргать шнурок с таким же рвением, как обычно. И всем пришлось и в воскресенье проснуться в шесть часов утра.

— Этого мы не учли,— сказал папа.— Но раз уж мы проснулись так рано, давайте встанем и по­едем в лес. Возьмём с собой еды, кофе и будем играть, как будто мы всегда живём в лесу и должны в лесу готовить себе пищу.

— Ура! — закричали восемь детей.

— Я согласна,— сказала мама.

Им пришлось взять с собой очень много вещей. Папа и Мартин надели на плечи рюкзаки, мама взя­ла кофейник, а Марен — сковородку.

Перед уходом мама всё-таки задержалась на ми­нутку, поглядела на ножки Малышки Мортена и Мины и сказала нерешительно:

— Может, мне лучше остаться с ними дома?

— Об этом не может быть и речи,— возразил папа.— В лес поедут все. Возьмём с собой тележку, посадим в неё Мортена, а если Мина устанет, то и она сядет.

— А может, лучше взять грузовик? — предло­жила Мона.

— Нет, сегодня грузовик выходной. Да и мне не мешает немножко размять ноги,— сказал папа.

И они пошли в лес. На улице не было ни души. Ведь в воскресенье утром все любят поспать немного подольше.

Папа вёз тележку, на которой сидел весёлый и довольный Мортен.

«Бедные взрослые,— думал он,— должны идти пешком. Им нельзя ехать на тележке, а это так приятно!»

Когда они прошли немножко, Мина остановилась.

— Я уже очень устала,— сказала она, глядя на тележку.

— Что ж, садись,— предложил ей папа.

Он поднял Мину и посадил её сзади Мортена. Ей было очень удобно сидеть, обхватив Мортена, чтобы он не свалился.

Они шли и шли, и наконец Мона сказала:

— Когда же будет лес? Всюду одни дома.

— Наш город очень большой.— Папа взглянул на часы.— Но уже скоро начнут они ходить,— ска­зал он сам себе.

Никто не понял, что он говорит, но вдруг они услышали за спиной знакомый шум. Их догнал трамвай.

Это был первый воскресный трамвай.

Трамвай был совсем пустой. И водителю, и кон­дуктору грустно было ехать в трамвае без пассажи­ров.

Папа подвёз тележку к трамвайной остановке.

— А нельзя ли нам подъехать на трамвае? — крикнул он.— Тележку можно привязать сзади к вагону. Я сам это сделаю.

Вагоновожатый посмотрел на кондуктора, кон­дуктор — на вагоновожатого.

— Давай привязывай,— сказали они в один го­лос.— Всё равно у нас нет пока ни одного пасса­жира. А с такой огромной компанией уже не соску­чишься!

Не долго думая, папа привязал тележку к трам­ваю.

Мама со всеми детьми поднялась на последнюю площадку, и трамвай тронулся.

Дети смеялись, тележка грохотала вслед за трам­ваем.

— Вот как она твёрдо стоит на колёсах,— гордо сказал папа.— Сразу видно, что она уже не первый раз путешествует таким образом.

На самой последней остановке они слезли с трам­вая, и здесь уже им ничего не стоило дойти до леса. А вот что с ними произошло в лесу, вы узнаете только из следующей главы.

САМОВАРНАЯ ТРУБА

Осенью в лесу совсем не так хорошо, как летом. Там очень холодно и сыро. Но папа отыскал сухое местечко под большими елями.

— Ох, как я проголодался,— сказал он, хитро поглядывая на маму.

— Что ж, устроим небольшой завтрак,— пред­ложила мама.

— Мне бы больше хотелось сразу пообедать,— заметил папа.— Кажется, у нас с собой есть пирож­ки с мясом?

— Неужели ты будешь обедать в восемь часов утра? — удивилась мама.

— А почему бы нам не пообедать? Кто сказал, что так не полагается? Разве кто-нибудь из вас от­кажется от пирожка с мясом?

Все поддержали папу, и он начал разводить костёр. Марен принесла сковородку, мама достала пирожки, и вскоре аппетитный аромат распростра­нился по всему лесу.

Не успели они усесться вокруг костра и присту­пить к еде, как где-то рядом ясно услышали стран­ный писк.

— Что это? Может, птица? — спросил Мадс.

— Нет, это похоже на маленького человечка,— сказала Мона.— Он сразу и плачет и пищит.

— Помолчите минутку, давайте ещё раз послу­шаем,— сказал папа.

Писк раздался снова, и вдруг они увидели за кус­тами какое-то чёрно-коричневое существо.

— У него четыре ноги,— сказал папа.— Оно пи­щит, как цыплёнок, и плачет, как человек. Это про­сто-напросто собака. Сидите спокойно. Может, она подойдёт к нам. Бедняжка, она, наверное, очень го­лодная.

Дети притаились, как мышки, и действительно собака осторожно пошла к ним. Она останавлива­лась и принюхивалась, иногда она издавала жалоб­ный писк. Конечно, она хотела рассказать им, что она тоже любит пирожки с мясом. Особенно сегодня: ведь вчера за весь день у неё во рту не было ни ку­сочка.

Мона протянула руку и спросила у собаки, не хо­чет ли она пирожка.

Собака проворно схватила кусок пирожка, ушла за кусты и спряталась там. Но вскоре она снова по­дошла к ним.

Наконец она осмелела и подошла совсем близко.

Никогда в жизни дети не видели такой странной собаки. Она была длинная, чёрная, с маленькими коротенькими ножками.

— Это такса,— сказал папа.— По-моему, она очень похожа на самоварную трубу.

— Давайте звать её сегодня, пока она с нами, Самоварной Трубой,— предложил Мадс.

— Бедненькая, смотрите, как она замёрзла. На неё просто жалко смотреть,— сказала мама.

— Мы тоже замёрзли,— сказала Мона.— А как сейчас хорошо и тепло дома!

— Нам не стоит сегодня задерживаться в лесу,— сказала мама.— До дому добираться долго, а на об­ратном пути нам уже не удастся прицепить тележку к трамваю.

— Надо потихоньку двигаться. Ну, пёс, мы ухо­дим домой! Да и у тебя дома, наверное, гораздо теп­лее, чем здесь.

— А может, она заблудилась? — сказала грустно Марта.

— Ну что ты! Как только мы исчезнем вместе с пирожками, она сразу побежит домой. Спасибо за обед, мать! — сказал папа.

— Мы съели всё,— объявила мама.— Имейте в виду, что дома у меня сегодня больше никакого обеда нет.

— Тогда мы дома позавтракаем,— засмеялся папа.

Они тронулись в путь, но собака не отстала от них. Всю дорогу в город она бежала за ними.

— Самоварная Труба бежит за нами,— шепнул Мадс Моне.

— Я бы хотела, чтобы она осталась у нас навсе­гда,— шепнула ему в ответ Мона.

— По-моему, мы ей очень нравимся,— гордо сказал Мадс.

Он не отрывал глаз от Самоварной Трубы. Соба­ка бежала за ними так быстро, как только ей позво­ляли её короткие ножки. И когда папа наконец оста­новился у ворот их дома и обернулся, он сразу уви­дел собаку.

— И ты здесь? — удивился он.— Иди, пожалуй­ста, домой, видишь, мы уже пришли.

Но нет. Собака засеменила за ними, и, когда папа открыл дверь, она шмыгнула в комнату, подошла прямо к печке и улеглась под ней.

Было уже три часа, и, когда они поели (зовите это завтраком или обедом — как угодно), папа сказал:

— Завтра утром мы посмотрим в газетах, не по­терял ли кто-нибудь эту собаку. Ведь она очень по­родистая.

В этот вечер все восемь детей, лёжа в кроватях, мечтали, чтобы завтра в газетах не было объявления о том, что кто-то потерял маленькую чёрно-коричне­вую собаку с коротенькими ножками.

Рано утром на другой день папа пошёл и купил пять разных газет.

Все сели за стол, и папа начал громко читать те страницы в газетах, на которых было напечатано: «Потеряно».

Золотое кольцо потеряно вчера. Коричневая кожаная перчатка потеряна вчера в трамвае... Ка­нарейка вчера вечером улетела из клетки. Чёрно-ко­ричневая такса убежала из дому вечером в пятницу.

— Ага, Самоварная Труба, вот это о тебе,— ска­зал папа.

— Ой! — Мона так расстроилась, что даже за­плакала.

А Мадс сказал:

— Лучше ей туда и не возвращаться, если они даже не могли уследить за ней.

— Она принадлежит какой-то даме,— сказал папа.— Здесь указан адрес. Кто из вас отведёт её домой?

— У меня сегодня только два урока,— ответил Мадс.— Мы с Моной можем отвести её, потому что мы больше всех с ней играли.

— Хорошо,— согласился папа.— Но на память о вчерашнем дне я подарю ей поводок с ошейни­ком.

Папа пошёл в магазин и купил для Самоварной Трубы красивый красный ошейник и новенькую це­почку.

В этот день Мадс по пути из школы нигде не за­держался. Он взлетел по лестнице и закричал с по­рога:

— Она ещё здесь?

— Здесь,— ответила мама.— Вон лежит под печкой.

Самоварная Труба завиляла хвостом и весело за­лаяла навстречу Мадсу.

— Ну идите скорей,— сказала мама.— Спасибо, Самоварная Труба, ты нам всем очень понрави­лась.

Самоварная Труба долго смотрела на маму и на хорошую тёплую печку, но в конце концов послушно пошла вслед за Моной и Мадсом.

— Мама сказала, что мы должны поехать на одиннадцатом трамвае до самого конца и пойти вперёд, пока не дойдём до дома номер двадцать пять.

— Хорошо,— сказал Мадс.— Интересно, ездила ли когда-нибудь наша Самоварная Труба на трам­ваях?

Конечно, Самоварная Труба ездила на трамваях, потому что, когда трамвай остановился, она ловко прыгнула на площадку и натянула поводок, соби­раясь войти в вагон. Мадс и Мона сели, и Самовар­ная Труба сразу же положила передние лапы Мад­су на колени. Ей хотелось, чтобы её взяли на руки.

— Прыгай! — сказал Мадс.

Это была замечательная маленькая собачка. Она сидела на коленях у Мадса и смотрела в окошко. Всякий раз, как она видела на улице другую собаку, она начинала лаять.

К детям подошёл кондуктор.

— Возьмите билеты,— сказал он.

— Два детских,— попросил Мадс.

— Два детских и один взрослый,— поправил его кондуктор.

— А мы едем без взрослых.

— Я вижу,— сказал кондуктор.— Но собаке по­лагается взрослый билет.

— Конечно, мы возьмём ей билет, но тогда у нас не останется денег на обратную дорогу,— прошеп­тал Мадс.

Кондуктор получил деньги, а Самоварная Труба была очень горда тем, что едет по взрослому би­лету.

И Мадсу и Моне казалось, что трамвай идёт слишком быстро. Вот трамвай остановился на ко­нечной остановке. Самоварная Труба изо всех сил натянула поводок.

Дети пошли точно, как сказала мама, и скоро до­шли до дома № 25.

— Позвони ты! — сказал Мадс.

— Ладно! — Мона нажала кнопку.

Им долго никто не открывал.

— Может быть, никого нет дома? — Мона даже раскраснелась от этой мысли.

— Подождём — увидим,— сказал Мадс.

Мона позвонила ещё раз. И тут они услышали, как кто-то, шлёпая туфлями, идёт к двери. Наконец им открыла дверь старая дама.

— Ганнибал, да, никак, это ты! — воскликнула она.— Вот хорошо! По правде говоря, я совсем не знаю, что с тобой делать. Мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой случилось какое-нибудь несчастье. Это вы его нашли, дети?

— Да, её нашла вся наша семья,— сказала Мо­на.— Мы нашли её далеко в лесу. Она, беднень­кая, была такая голодная и так дрожала от холо­да. Наверное, поэтому ей очень понравилось у нас дома. Она могла лежать у нас под печкой подряд день и ночь и всё греться. А у вас есть печка?

— Нет, у меня только паровое отопление, но всё-таки у меня хорошо и тепло,— ответила дама.— Заходите, пожалуйста, и всё увидите сами.

— Спасибо, нам очень хотелось посмотреть, как ей у вас живётся,— сказал Мадс.

Когда они вошли в комнату, дама сказала:

— Ганнибал, да у тебя, кажется, новый ошейник и цепочка! Можете забрать их домой, дети.

— Нет, нет, не надо! — испугалась Мона.— Па­па купил их специально для Самоварной Трубы на память от нас.

— Самоварная Труба? Это вы так назвали Ган­нибала?

— Да, она же нам не сказала, что её зовут Ган­нибал,— ответил Мадс.— И нам показалось, что имя Самоварная Труба ей очень идёт.

— А вы обрадовались, когда узнали, что у собаки есть хозяин? — спросила дама.

— Нет,— сказала Мона.— Мы так надеялись, что никто не будет её искать и она останется у нас навсегда. Вы даже не знаете, как ей хорошо у нас.

— Вот как,— сказала дама и умолкла, о чём-то думая.

Мадс и Мона переглянулись. Дама явно не хоте­ла больше с ними разговаривать.

— Ну, нам пора домой,— сказал Мадс.— Про­щай, Самоварная Труба, будь счастлива!

Он наклонился и погладил собаку. А Мона стала перед ней на четвереньки и сказала:

— Если ты ещё раз убежишь отсюда, то приходи прямо к нам. Ладно?

В это время дама очнулась от задумчивости.

— Разве вы так спешите? — спросила она.— Мне хотелось спросить у вас одну вещь. Вы не ошиблись, когда сказали, что вам хотелось бы иметь эту собаку навсегда?

Мадс не успел опомниться, как Мона сказала:

— Конечно, нам бы очень хотелось, чтобы она осталась у нас, но на нет и суда нет, как говорит наша мама, и раз это ваша собака, значит, она ваша, и тут ничего не поделаешь.

— Подождите минуточку,— сказала дама.— Эту собаку прислала мне дочь несколько месяцев назад. Она думала, что мне будет не так одиноко с ней, потому что я живу здесь совсем одна. Но дело в том, что именно теперь, в старости, мне очень по­нравилось путешествовать. Я собираюсь ехать за границу и не могу взять с собой Ганнибала. И я думала: если я найду каких-нибудь хороших людей, которые захотят взять его к себе, то отдам его. А кро­ме того, мне трудно ходить с ним гулять. Я вот по­пробовала выпустить его одного, и вы сами видели, что из этого получилось. Как вы думаете, ваши ма­ма и папа разрешат вам держать дома собаку?

— Ну конечно, обязательно разрешат,— сказала Мона.

— Самое главное, чтобы вы не передумали. Уж очень тяжело было бы снова расставаться с ней,— сказал Мадс.

— Нет, нет, я-то не передумаю, потому что на следующей неделе буду уже в Дании, а ещё через две недели — во Франции. Я вернусь домой только к лету, и тогда, если хотите, можете прийти ко мне в гости, но собаку я отдаю вам навсегда. Вот вам её родословная и квитанция о том, что налог за этот год уплачен.

— Какая вы добрая,— сказал Мадс.— А теперь мы пойдём, нам уже пора.

— Посидите ещё немножко,— сказала дама.— А потом я вызову по телефону такси, чтобы вы вме­сте с Ганнибалом доехали домой на автомобиле. Деньги на такси я вам дам.

— Вы, наверное, очень богатая? — спросила Мона.

Дама звонко рассмеялась.

Потом она позвонила по телефону, и скоро Мадс, Мона и Самоварная Труба уже ехали домой в кра­сивой красной машине.

Это было необычное зрелище, когда красивая красная машина остановилась перед домом, где жи­ли дети. Мадс расплатился с шофёром, и у него оста­лась ещё целая крона.

Самоварная Труба вихрем поднялась по лестни­це, влетела в квартиру и поскорей спряталась под печку.

— Как приятно снова видеть тебя,— сказала мама.— Надеюсь, ты теперь останешься у нас навсе­гда?

«Гав!» — ответила ей Самоварная Труба.

Как вы думаете, что это значило?

САМОВАРНАЯ ТРУБА ИДЁТ НА СВАДЬБУ

Папа, мама и все восемь детей были очень горды тем, что у них появилась собака. Она была, конечно, самой замечательной собакой хотя бы уже потому, что у неё были и имя, и фамилия. Ведь старая дама называла её Ганнибалом, а дети — Самоварной Трубой. Вот и получалось: Ганнибал Самоварная Труба. Но дети обычно звали её Самоварной Тру­бой — так им больше нравилось.

Днём Самоварная Труба любила лежать под печ­кой и греться, а ночью, когда печка была холодной, ей приходилось искать себе местечко потеплее.

— Пусть она спит со мной,— сказал Мадс.

— Или со мной,— сказала Мона.

И все остальные дети тоже хотели, чтобы Само­варная Труба ночью спала в их кроватях, но мама твёрдо сказала «нет».

— Вспомните, ведь Самоварная Труба не моет ноги перед сном. А она гуляет по улице в любую по­году. Я не хочу, чтобы эти грязные лапы пачкали ваши простыни.

А папа стоял и смотрел на кровать Мортена. Она была такой же длины, как кровати всех детей, но Мортен не занимал и половины, когда ложился.

— Мы перегородим кровать Мортена поперёк и сделаем из неё две: одну для Мортена, другую для Самоварной Трубы,— сказал папа.

Такое предложение всем понравилось. Папа при­нёс инструменты, дощечку и сразу всё устроил, а Само­варная Труба лежала под печкой и смотрела на папу.

— А ведь ей нужна подстилочка,— сказала мама.

— Да, да,— пробормотал папа.— Но если нам опять придётся тратить на неё деньги, то, боюсь, нам будет не по карману держать собаку.

— Не беспокойся,— сказала мама.— Мы сами сошьём для неё подстилку из лоскутков. Идёмте, дети, будем шить все вместе.

У мамы была целая коробка лоскутков. Все взя­ли по иголке с ниткой и стали сшивать лоскутки, стараясь получше подбирать цвета.

Получился очень красивый и нарядный матрасик.

— Ну, Мортен, тебе пора ложиться,— сказала мама.— Посмотри-ка, есть ли у тебя сегодня гряз­ное бельё? Есть? Положи всё в свой тазик.

Мортен улёгся спать, поставив под кровать свои маленькие башмачки. Самоварная Труба только это­го и ждала. Она с быстротой молнии бросилась к ним, схватила один башмак и прыгнула с ним под печку. Это было замечательно! Она запустила в баш­мак зубы и хотела полакомиться. Тут все закричали и бросились спасать башмачок Мортена. Но Са­моварная Труба была проворнее их. Когда они под­бежали к печке, она была уже под кроватью. Пришлось папе стать на четвереньки и лезть под кровать. Наконец он схватил башмак, хотя Самовар­ная Труба сердито урчала и вид у неё был сви­репый.

— Так нельзя, слышишь, Самоварная Труба,— строго сказал папа.— Запомни раз навсегда. Я те­бе вот что скажу: у меня восемь детей, которым я должен покупать ботинки, но если ещё и для тебя придётся покупать, то боюсь, что у меня не оста­нется денег на еду ни для тебя, ни для всех остальных.

Самоварная Труба с оскорблённым видом удали­лась под печку. И когда папа немного спустя ласко­во заговорил с ней, она не замахала хвостом, а про­должала сердиться. Она отвернулась и уставилась в стенку.

— Хм,— сказал папа.

— Наверное, она привыкла всегда грызть старые ботинки,— сказал Мадс.— Я сбегаю сейчас к Хюльде, может, у неё есть.

Он спустился и спросил Хюльду:

— Хюльда, нет ли у тебя одного старого ботинка?

— Нет, у меня оба новые,— ответила Хюльда и посмотрела на свои ноги.

— Не эти, нам нужен один старый ботинок, кото­рый ты больше не носишь.

— Такие, может, и есть,— ответила Хюльда, и выражение лица у неё вдруг стало очень нежным.— Я как раз перебираю все свои сундуки, сегодня по­позже вечером я, возможно, скажу вам, зачем я это делаю. Идём выберем тебе ботинок!

Хюльда дала Мадсу четыре старых ботинка. Ко­гда Мадс вышел от неё на лестницу, он встретил там всех остальных детей. Узнав, что Мадс ушёл искать старые ботинки, они сделали то же самое, и теперь все вернулись от соседей с добычей. Можете себе представить, какая груда старых ботинок выросла перед Самоварной Трубой!

— Боже мой! — испугалась мама.— Ей нужно давать по одному ботинку, а остальные сложите в шкаф на кухню.

Папа положил старый коричневый ботинок на коврик перед Самоварной Трубой и сказал:

— Пожалуйста, кушать подано!

Но Самоварная Труба ушла к кровати Мортена и прыгнула в неё.

Папа сунул ботинок прямо ей в пасть и снова ска­зал:

— Это твой ботинок. Можешь его есть.

И только теперь Самоварная Труба простила па­пе его строгость: она сразу же начала грызть боти­нок, подбросила его в воздух, поймала и завиляла хвостом.

— Так,— сказал папа.— Значит, мы снова дру­зья. А то я очень не люблю ссориться.

В это время постучали в дверь. Самоварная Тру­ба вскочила и залаяла изо всех сил, но, увидев, что пришли Нижняя Хюльда и Хенрик, снова успокои­лась.

Она уже успела с ними познакомиться и знала, что это друзья и на них лаять не следует.

Мадс взглянул на Хюльду. Она снова показалась ему какой-то странной.

Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, посмеи­валась, и выражение лица у неё было очень ласковое.

Да и Хенрик выглядел как-то необычно: стоял и мял в руках шапку.

— Добро пожаловать! — приветствовал их папа.

Хюльда села на стул, Хенрик стал рядом, сму­щённо покашливая.

— Дело в том...— начал он.— Нам бы хотелось знать...

— Нет,— перебила его Хюльда,— не знать, а нам бы очень хотелось, чтобы вы пришли в субботу к нам на свадьбу.

— Конечно, мы с удовольствием придём,— ска­зал папа.— Ведь ты имеешь в виду мать и меня?

— Нет, мы приглашаем вас всех. И Самоварную Трубу тоже. Правда, в церковь её не пустят, но по­том, на праздник, пусть приходит и она тоже,— ска­зал Хенрик.

— Вы же знаете, что, кроме вас, у нас нет близ­ких,— сказала Хюльда.— Поэтому нам очень хочет­ся, чтобы и все дети непременно пришли, это будет наша свадебная процессия. У Хенрика ещё есть ста­рая тётушка Олеа, у которой он сейчас живёт, её мы тоже, конечно, пригласим, а больше у нас во всём городе нет ни родных, ни знакомых.

Дети улыбались, кивали, а Мона сказала:

— Ой, Хюльда, как хорошо!

— Что — хорошо? — спросил папа.— Что у них нет родственников?

— Нет, хорошо, что мы все пойдём на свадьбу,— объяснила Марта.

— И ещё одна просьба,— сказал Хенрик.— По­нимаешь, Хюльде очень хочется поехать в церковь на автомобиле, хотя до церкви всего два квартала. Так вот я думал, не одолжишь ли ты мне грузовик, тогда я смогу сам отвезти в церковь мою невесту.

— А вы все можете сесть в кузов, тогда и свадеб­ная процессия приедет в церковь на автомобиле,— предложила Хюльда.

— Конечно, я дам тебе грузовик,— сразу согласился папа.— Всё будет в порядке. Большое спасибо за приглашение.

Хюльда и Хенрик ушли, а у детей теперь было о чём подумать.

— Ты тоже пойдёшь на свадьбу, слышишь, Са­моварная Труба? Ты рада? — сказала Мона.

Но Самоварная Труба не понимала, о чём ей го­ворила Мона, она грызла свой ботинок и ни о чём другом не желала думать.

И вот наступил день свадьбы.

В церковь нужно было ехать к пяти часам. В по­ловине четвёртого мама позвала всех детей в кухню. По всей кухне были расставлены тазики для умыва­ния с тёплой водой. Детям оставалось только как сле­дует вымыться.

А им было что отмывать!

Наконец восемь отмытых до блеска детей были готовы.

Они надели свои самые нарядные платья. Папа надел синий костюм, мама — красную юбку и белую блузку. И все сели ждать. Без четверти пять в дверь постучали.

Оказалось, что пришла сама невеста и вместе с ней какая-то пожилая дама. Конечно, это была тё­тушка Олеа, у которой жил Хенрик.

— Просто не знаю, что и думать, но Хенрика ещё нет,— сказала Хюльда.

— Как — нет? — удивился папа.— Это весьма странно.

— Не понимаю,— сказала тётушка Олеа.— В четверть пятого он был уже совсем готов. Я по­могла ему красиво завязать галстук, вдруг он вско­чил и сказал, что он о чём-то забыл. И убежал. Боль­ше я его не видела.

— Да он сейчас придёт,— сказала мама.— Сади­тесь, подождите пока.

Но было уже без десяти минут пять, потом без пяти, а Хенрика всё ещё не было.

— Может быть, он передумал? — всхлипнула Хюльда.— Может быть, он уже не хочет жениться на мне?

— Не может быть,— сказал папа.— Здесь что-то другое.

Он был прав. Без трёх минут пять прибежал за­пыхавшийся Хенрик.

— Хюльда! Хюльда! — кричал он.— Где ты?

Он размахивал руками. В одной руке он держал шляпу, в другой — сухие зелёные веточки, обёрну­тые красной креповой бумагой.

— Хенрик, милый, почему ты опоздал? — спро­сила Хюльда.

— Я совсем забыл, что тебе нужен свадебный бу­кет. А все магазины уже закрыты. Я достал только эти веточки.

— Ты молодец, обо всём позаботишься,— сказа­ла Хюльда, взяв у него веточки.

И теперь уже все вместе побежали вниз по лест­нице.

Хюльда и Хенрик сели в кабину, а остальные разместились в кузове. Осталась только тётушка Олеа.

— Мне не влезть наверх,— сказала она.— Вид­но, мне не придётся поехать с вами в церковь.

Но папа помог тётушке залезть в кузов, и Хенрик поехал так быстро, как ещё никогда не ездил.

Ровно в пять часов они были в церкви.

Когда они входили в церковь, мама шепнула Ма­лышке Мортену и Мине, чтобы они вели себя тихо­-тихо.

Но всё обошлось благополучно. В церкви было так много интересного, что Мортен был очень занят. И только когда все запели, после того как Хюльда и Хенрик сказали «да», Мортен повернулся ко всем и сказал:

— Тисе! Лазве вы не знаете, сто в целкви нельзя суметь?

Но это было не страшно, потому что в церкви не было посторонних.

Священник поздравил Хюльду и Хенрика, и мож­но было ехать домой. Теперь квартира Хюльды при­надлежала им обоим, и Хюльда прибила к двери но­вую дощечку, на которой было написано: «Хюльда и Хенрик».

Мадс сбегал наверх, привёл Самоварную Трубу, и праздник начался. Хюльда напекла много вкусных пирожных и приготовила очень красивые бутерброды с яйцами и колбасой.

Самоварная Труба сидела под столом, и все дети умудрились положить по кусочку колбасы ей прямо в рот.

Самоварная Труба считала, что свадьба удалась на славу.

Впрочем, и все так думали, а если б и вы на ней были, вам бы тоже очень понравилось.

ТРИ РАЗА БЕГОМ ВОКРУГ КВАРТАЛА

Приближалось Рождество. Все ходили с таинст­венными лицами и придумывали, что бы такое пода­рить друг другу.

Мона уже придумала. Она прятала свою тайну в своём ящике для игрушек. Тайна была салфеткой, которую она вышивала для мамы. Это был кусочек старой простыни, но Мона вырезала из него ровный круг, а Нижняя Хюльда дала ей красных ниток для вышивания. И каждый раз, когда она приходила в гости к Хюльде, она немножко вышивала. Салфетка была уже почти готова. Но вот сегодня, когда она хо­тела достать из ящика салфетку, её там не оказалось. Мона искала и искала по всей квартире и наконец нашла её на полу под одной из кроватей.

Салфетка была измята, запачкана и испорчена, но самое странное заключалось в том, что кто-то вышил на ней какие-то беспорядочные красные раз­воды.

Мона стояла с салфеткой в руке и смотрела по очереди то на одного, то на другого. У неё был такой сердитый вид, что все испугались и поспешили сказать, что они этого не делали. Даже папа подошёл к Моне и сказал:

— Мона, дорогая, поверь, что я даже не прика­сался к твоей вышивке.

И только Малышка Мортен не сказал ни слова, потому что он спал после обеда.

Мона, конечно, сразу догадалсь, что напроказил Мортен, а теперь он спит, и она даже не может выру­гать его как следует. Он лежал в своей кроватке с таким невинным видом, что Мона рассердилась ещё больше. Ей хотелось схватить весь ящик с игруш­ками и швырнуть его на пол, чтобы все сразу поняли, как она сердита.

Папа взглянул на Мону.

— Конечно, это очень плохо,— сказал он.— Но самое плохое, что у нас так мало места. Здесь даже посердиться негде по-настоящему.

— Как это — негде? — удивилась Мона.— Разве мне сердитой надо больше места, чем не серди­той?

— Несомненно,— ответил папа.— Вот, напри­мер, я, когда сержусь, убегаю из дому и обегаю не­сколько раз вокруг нашего квартала. Чем злее бы­ваю, тем больше бегаю. И несусь изо всех сил. Так и бегаю, пока не устану настолько, что мне даже захо­чется вернуться домой и отдохнуть.

— Ия попробую! — воскликнула Мона.— Зна­ешь, как я сердита! Ох, как я сердита!

С этими словами она подбежала к двери и, спу­скаясь по лестнице, всё время повторяла:

— Ох, как я сердита! Ох, как я зла!

И на улице она тоже сказала громко и чётко:

— Я сердита! Я сердита! Я сердита!

А когда на неё стали оглядываться все прохожие, она забормотала:

— Я сердита. Я сердита.

Она шла в такт этим словам, и чем быстрее она шла, тем быстрее ей приходилось произносить их:

— Я сердита. Я сердита. Я сердита. Я сердита. Я сердита.

Наконец она побежала, и ей пришлось замолчать, потому что иначе было трудно бежать.

Когда она обежала вокруг квартала три раза, она увидала Мадса. Похоже было, что он, рассердив­шись, тоже бегал вокруг квартала.

— И ты рассердился? — спросила на бегу Мона.

Мадс только кивнул и побежал дальше.

А Мона уже очень устала, ей больше не хотелось бегать. Она перестала сердиться. Ей хотелось сесть на край тротуара перед домом, где они жили, и по­дождать Мадса.

Но не успела она сесть, как увидела, что из дому выбежал папа. Ох, если бы вы видели, как он бежал! Наверное, он был страшно сердит! Затем выбежала Марен. В парадном слышались голоса Милли и Ми­ны. Они тоже говорили:

— Мы сердиты. Мы сердиты. Мы сердиты.

Они бежали не так быстро, но лица у них были очень сердитые. В это время вернулся Мадс, сделав первый пробег вокруг квартала, но он, не останавли­ваясь, побежал дальше. Значит, он ещё не подобрел. Вихрем пролетел папа. Он сделал один круг и начал второй.

«Теперь только мамы с Малышкой Мортеном не хватает»,— подумала Мона, и в это время на улицу выбежала мама с Мортеном на плечах.

Мортен громко кричал, а мама повторяла:

— Тише! Ох, как я сердита. Тише! Ох, как я сер­дита.

«Посижу-ка я здесь и подожду, пока они не пере­станут сердиться»,— подумала Мона.

Наконец к ней подбежал Мадс.

Он перестал сердиться, но вид у него был очень возбуждённый:

— Видела, как быстро папа бегает?

— Ага, я всех видела. Что там случилось?

— Да вот, понимаешь, когда ты убежала, мама сказала папе: «Что-то я не замечала, что ты имеешь привычку уходить, когда сердишься. По-моему, ты всегда сразу начинаешь кричать: «Что?» И папа сразу начал кричать: «Я? Кричу? Я всегда так сдер­жан, что вы ни разу не видели меня сердитым!»— «Если уж и вы начали ссориться, то я действительно рассердился»,— сказал я и убежал. Ну, ты видела, что сразу за мной выбежал папа, а потом и все осталь­ные — тоже по очереди рассердились и побежали.

К дому подбежали Марен, Мартин и Марта, по­том мама с Мортеном. Мама не смогла пробежать больше одного круга. Ведь у неё на плечах сидел Мор­тен, а он был не легче мешка с картошкой.

Наконец прибежали все, кроме папы. Он пробе­жал уже шесть кругов, но каждый раз, когда он про­бегал мимо, он кричал:

— Сейчас ещё один кружок и вернусь!

Все сидели и ждали его. Бедный папа! Если б вы знали, как он устал! Он был краснее пиона, когда подбежал к ним, сделав последний круг. Но зато он был добрым и довольным.

— Теперь неплохо пойти домой и поужинать, как вы считаете? — спросил он.

— Конечно, конечно! — ответила мама за всех.

— А потом посидим в темноте,— предложила Мона.

Когда им хотелось провести вечер особенно при­ятно, они гасили свет в комнате и все садились к окну.

Они очень хитро придумали гасить в комнате свет, потому что, когда свет горел, они видели в окне только собственные отражения, а когда в ком­нате было темно, они очень хорошо видели всё, что происходит на улице.

Они видели уличные фонари и освещённые вит­рины магазинов. А если шёл дождь, то было ещё интереснее — тогда уличные фонари отражались в лужах, всё искрилось и сверкало.

Они взяли бутерброды и уселись перед окном. А Самоварная Труба улеглась на подоконнике, потому что ей тоже хотелось смотреть вместе с ними.

Мама погасила свет. Папа включил радио. Он в два счёта съел свой ужин, так как страшно проголо­дался, затем достал трубку и закурил.

Милли потихоньку радовалась, потому что зна­ла, что теперь никто не вспомнит, что ей, Мине и Мортену пора ложиться спать. Сначала она смотре­ла на дым из папиной трубки, потом стала разгля­дывать фонари и витрины и наконец взглянула на дом, стоявший напротив.

Там тоже кто-то курил трубку. Как он сильно дымил! Наверное, у него была очень большая труб­ка. И наверное, это был очень большой мужчина, раз он мог так много накурить за один раз.

«Жалко, что тролли бывают только в сказках,— думала Милли.— Как интересно было бы думать, что в доме напротив живёт большой, добрый тролль, который курит гигантскую трубку. А его дети сидят рядом с ним перед окном, совсем как мы. Вот ещё больше дыма повалило из окна. Нет, наверняка там сидит тролль и курит длинную трубку».

Милли даже засмеялась при этой мысли.

— Над чем ты смеёшься? — спросила мама.

— Я думаю об этом тролле... то есть, я хотела ска­зать, об этом человеке, который курит такую боль­шую трубку в доме напротив.

Теперь все увидели дым, и мама быстро ска­зала:

— Тут что-то не в порядке, отец.

— Верно,— сказал папа.— Смотри, дым валит, а в комнате темно. Может, там никого нет дома.

— Значит, они не знают, что у них горит, и по­жарных вызвать некому,— испугался Мадс.

Папа вскочил:

— Я сбегаю посмотрю.

— Там на углу есть пожарный сигнал,— сказал Мартин.

— Знаю, а вы бегите предупредите жильцов того дома. Они ещё ничего не заметили.

Все восемь тут же приготовились бежать, но ма­ма сказала:

— Пойдут Марен, Мартин, Марта и Мадс. Остальные будут смотреть из окна. А я пойду предупредить Хюльду и Хенрика. Я сию минуту вернусь.

Старшие побежали в дом напротив и стали зво­нить во все квартиры. Они говорили:

— Мы только хотели предупредить вас, что из одного окна в вашем доме идёт дым. Наш папа побе­жал вызывать пожарных.

Мадс позвонил в одну квартиру, но ему никто не открыл дверь, и, когда он сунул нос в замочную сква­жину, он ясно почувствовал запах дыма.

Мона, Милли и Мина лежали на подоконнике, прижав нос к самому стеклу. Им очень хотелось посмотреть на пожарную машину.

А Мортен побежал на кухню, взял своё игрушеч­ное ведёрко, набрал в него воды, спустился с лестни­цы, перешёл через улицу и пошёл к дому, где был пожар. Но окно, из которого шёл дым, было очень высоко.

«Наверное, поможет, если я вылью воду прямо на стену»,— подумал Мортен и выплеснул на стенку всё ведро.

Мортен хотел принести много таких ведёрок, ведь ему всегда хотелось стать пожарным, но в это время его обнаружила Марен.

Она подняла его на руки и отнесла домой. И не помогли никакие крики Мортена. Ему пришлось сесть на окно вместе с Моной, Милли и Миной.

С воем подъехали пожарные машины. Они еха­ли на полной скорости и у дома резко затормозили. Повсюду замелькали пожарные.

— Идёмте, я покажу вам квартиру,— сказал Мадс и побежал вверх по лестнице.

Здорово ему повезло в этот день!

Через несколько минут пожарные вместе с Мад­сом потушили пожар и спустились вниз.

— Хорошо, что вы предупредили нас так быстро. Ещё немножко — и был бы большой пожар.

Пожарные отдали честь, вскочили в машины и уехали.

— Молодцы пожарные,— сказал папа.

— Ия тозе,— сказал Мортен.

— Ты это о чём, Малышка? — спросил папа.

— Тепель меня зовут не Малышка Молтен, а Молтен Позалник,— объяснил ему Мортен.

На другое утро в их почтовом ящике лежало письмо, адресованное папе, маме и всем восьми де­тям. На письме не было почтовой марки. Значит, кто-то рано-рано утром сам опустил письмо в их ящик.

Папа вскрыл конверт и прочитал:

Дорогая большая семья! Мне хочется от всего сердца поблагодарить вас за то, что вы вчера вызва­ли пожарную команду. Соседи рассказали мне, как вы бегали и предупреждали всех жильцов дома. Я ушла и забыла выключить утюг, и если бы пожар­ные не приехали так быстро, то вся моя квартира и все вещи сгорели бы. А может быть, и весь дом. Представляю, какое бы у меня было Рождество. Я вам очень благодарна и надеюсь, что вы примете мой ма­ленький подарок. Купите себе на эти деньги что-ни­будь, что порадует всех вас, славных пожарников.
С приветом
Дама, живущая напротив, кото­рая никогда больше не уйдёт из дому, не выключив утюг.

Внутри конверта лежала красная бумажка.

— Сто крон,— сказал папа.— Ничего хуже нель­зя было придумать.

— Ничего лучше нельзя было придумать,— ска­зала Мона.

— Недоставало ещё брать деньги за то, что мы помогаем друг другу,— сказал папа.— Я пойду и отдам их обратно.

— Нет, так нельзя,— сказала мама.— Дама так радовалась, что сделала нам подарок, и она очень обидится, если мы вернём его.

— А на что мы их потратим? — спросила Мона.

— Давайте сделаем так,— предложил папа.— Мы будем весь день думать, а вечером скажем, кто что придумал.

Теперь у них было о чём думать целый день, и вам, конечно, тоже любопытно узнать, что же они придумали.

СТО КРОН

В тот день, когда они получили сто крон, папа, мама и восемь детей беспрерывно думали.

Папа, как обычно, пошёл к грузовику. Хенрик уже сидел на своём месте в кабине, но папа не сел сразу рядом с ним. Он обошёл несколько раз вокруг грузовика и сказал:

— Так, так! И тебе ведь тоже, наверное, многое нужно. Например, новые фары. А? Ну, увидим!

Он завёл грузовик, и они поехали. Хенрик смот­рел на папу, ничего не понимая, и папа казался ему очень странным, но сказать что-нибудь Хенрик по­стеснялся.

А дома мама ходила и разговаривала сама с со­бой:

— Конечно, купить мешок картошки совсем не плохо. Её можно опустить в погреб, и тогда у нас бу­дет запас картошки на всю зиму. Надо непременно сказать об этом вечером.

Милли и Мина сидели в комнате и о чём-то шеп­тались.

— Надо быстрее придумывать,— сказала Мил­ли.— Грузовик у нас уже есть, нового нам не нуж­но, а вот самолёт, может быть?..

— А по-моему, лучше купить красивую коляску для кукол,— предложила Мина.— Ты сможешь брать её у меня когда захочешь.

— Нельзя, ведь подарок должен быть общим, а папе, например, такая коляска ни к чему. Лучше купить ванну.

— Или пианино.

— Может, и пианино.

Мона надела пальто и пошла бродить по ули­цам.

Магазины перед Рождеством сверкали празднич­ными витринами. Здесь было из чего выбрать. Сна­чала она долго стояла перед витриной игрушечного магазина, но в конце концов поняла, что тут ничего не выберешь для всех, и пошла дальше. Наконец она остановилась перед витриной, где были выставлены ковры.

Ковёр, вот что нужно купить!

У Нижней Хюльды был такой ковёр, он всем очень нравился. Да, ковёр — это совсем не так глупо!

Мона вошла в магазин и спросила, сколько стоит красивый зелёный ковёр.

— Девятьсот крон,— ответил продавец.

— Как жалко,— сказала Мона,— а у нас есть только сто, так что нам немного не хватает.

— У меня есть ковёр на триста крон,— предло­жил ей продавец.

— Нет, спасибо,— сказала Мона и пошла дальше. Мадс, пока был в школе, тоже всё время думал. Ему очень хотелось есть, поэтому он сидел и мечтал о всяких вкусных вещах, которые они могут купить на эти сто крон. А в соседнем классе Марта мечтала о холодильнике, ей казалось, что это звучит так кра­сиво!

А Мартин размечтался о рубанке, потому что он очень любил столярничать. А Марен мечтала о красивых платьях, и все эти платья были сшить! Как раз для неё.

Один только Мортен не думал о том, что можно купить на сто крон. Всё утро он просидел под столом в кухне и торопливо доламывал старый будиль­ник. Будильник был испорчен, и папа с мамой отда­ли его Мортену. Мортен никогда не уставал разгля­дывать винтики и колёсики внутри будильника. Ко­гда папа и старшие дети пришли домой обедать, Мортен ещё сидел под столом.

В этот день обед прошёл очень быстро и тихо.

На обед был гороховый суп, все деловито дули на горячий суп и пристально рассматривали каждую горошину перед тем, как положить её в рот.

Мортен с удивлением смотрел на всех. Неужели они все сразу заболели? Обычно они говорили в про­должение всего обеда, перебивая друг друга. А се­годня говорил только Мортен, и ему никто не от­вечал.

Наконец Мортену надоело с ними разговаривать, и он стал беседовать с горошинами, которые лежали у него в тарелке.

— Вы плаваете в талелке? — спросил Мортен.— Смотлите не утоните. Сейчас я съем быстло суп, и вы будете на суше.

Но суп был таким горячим, что Мортену при­шлось подуть на него. Он изо всех сил надул щёки и дунул. Суп разбрызгался по всему столу. И не только по столу. У папы, например, был обрызган нос.

И тут только все как будто проснулись.

— Странно, как у нас сегодня тихо,— сказал па­па.— Из-за этих ста крон все стали какие-то уны­лые. Ну-ка, говорите, кто что придумал.

Мама пристально изучала свой суп. Всё время ей казалось, что так хорошо купить целый мешок кар­тошки, но теперь, когда предстояло сказать об этом всей семье, она уже не видела в этом ничего инте­ресного.

Наконец она произнесла несколько неразборчи­вых слов, которые должны были означать примерно следующее:

— Картошка, целый большой мешок, много со­тен картошек.

Она была такой смешной, когда говорила, что все засмеялись, и теперь уже никто не боялся сказать, что он придумал.

— Платья,— сказала Марен.

— Рубанок,— сказал Мартин.

— Еды,— сказал Мадс.

— Ковёр,— сказала Мона.

— Пианино,— сказала Милли.

— Пианино или самолёт,— сказала Мина.

— Фары для грузовика,— сказал папа.

Пока они говорили, Мортен успел съесть весь суп. Он съел даже все горошинки. Только одну он взял двумя пальцами и исчез с ней под столом.

— А это тебе,— сказал Мортен будильнику и засунул горошинку в какое-то колёсико.— Ам-ам, как вкусно, тепель ты сколо поплавишься и будешь звонить ещё лучше, чем ланьше. Дзинь, дзинь, дзинь!

А за столом все опять замолчали, потому что ни­кто ещё не придумал такой вещи, которая бы понра­вилась всем.

— А это не так уж глупо, Мортен,— заметил папа.

— Часы? — спросила Марен, и по её лицу рас­ползлась улыбка.

— Стенные часы,— сказал папа.

— Такие, чтобы я утром могла узнавать по ним время,— сказала мама.

— А если они такие же дорогие, как мой ко­вёр? — спросила Мона.— Он стоит целых девятьсот крон.

— Нет, такие дорогие нам не нужны,— отве­тил папа.— Нам нужны простые хорошие часы без всяких фокусов. Подождите, я что-то придумал.

Папа схватил газету и стал лихорадочно её про­сматривать, и никто в эту минуту не посмел даже шелохнуться.

— Так,— сказал наконец папа.— Всё в поряд­ке. Посмотрим. Ну-ка, все одевайтесь! Пусть уж в этот раз посуда останется невымытой, ладно, мама? Мы поедем по делам.

— И Самоварная Труба тоже поедет?

— Нет, Самоварной Трубе сегодня придётся остаться дома.

Ничего более обидного Самоварная Труба ещё в жизни не слышала, она так обиделась, что забралась к Мортену под кровать и не желала ни с кем про­щаться.

Но, к счастью, она была совсем незлопамятной. Когда все вышли на улицу и взглянули на своё окно, они увидели, что Самоварная Труба лежит на подо­коннике, смотрит на них и машет хвостом.

— Ну, всё в порядке,— сказал папа, и они дви­нулись в путь.

— Как ты думаешь, мы идём в настоящий часо­вой магазин? — спросила Мона у Мадса.

— Не знаю, а хорошо бы. Знаешь, как интерес­но, когда все часы начинают бить в одно и то же время.

Но папа проходил, не останавливаясь, мимо всех часовых магазинов. Наконец он остановился перед большим домом. Они поднялись по лестнице и во­шли в большой зал.

Здесь всё было очень необычным. В зале стояло много всевозможной мебели. Кресла, стулья и буфе­ты громоздились друг на друга. Под потолком висело множество люстр и ламп с большими, похожими на купола абажурами. В одном конце зала стояли сто­лы, заставленные подсвечниками, кухонными веса­ми, кастрюлями, формами для пирожных и электри­ческими плитками. А кроме того, в зале было много-­много людей. На высокой кафедре стоял мужчина с кофейной мельницей в руке и кричал:

— Кто купит кофейную мельницу? Настоящую старинную кофейную мельницу?

— Две кроны! Предложено две кроны! Три кро­ны! Четыре кроны! Кто больше? Никто? — С этими словами он постучал по столу маленьким молоточ­ком.

Мортену это очень понравилось. Здесь настоя­щие взрослые люди так же, как и он, любили сту­чать молотком.

— Я тозе! — закричал Мортен.— Я тозе удалю! Но и папа, и мама, и Марен, и Мартин, и Марта, и Мадс, и Мона, и Милли, и Мина повернулись к нему и сказали:

— Тиш-ш-ш-ш-ше!

И тогда Мортен понял, что здесь действительно надо сидеть тихо.

Но мужчина на кафедре вовсе не замолчал. Он продолжал поднимать один предмет за другим. Вот он поднял в воздух круглый стул для рояля.

— Кто купит? — кричал он.— Удобно сидеть за роялем! Тра-ля-ля! — запел он и затанцевал вместе со стулом.

Все засмеялись.

— Десять крон! — предложил кто-то.

— Одиннадцать!

— Двенадцать! —крикнула дама, сидевшая ря­дом с мамой.

— Двенадцать! Кто больше? Стул ваш, пожа­луйста!

— Знаете, у меня нет никакого рояля,— шеп­нула дама маме,— но этот стул показался мне таким уютным!

— Конечно, конечно,— ответила мама.

— А теперь займёмся часами,— сказал человек на кафедре, и все дети, как по команде, выпрями­лись на стульях.— Начинаем с красивых англий­ских часов!

Пока он объявлял, двое мужчин вынесли в зал очень большие часы, которые должны были стоять на полу.

— Пятьсот,— сказал кто-то.

— Шестьсот!

— Тысяча! — крикнул чей-то голос, и часы бы­ли проданы.

— Для нас такие часы слишком велики,— сказал папа.

— И ведь они стоят на полу,— сказала мама,— а у нас есть Мортен. Он мигом разберёт их по винтику.

Принесли другие часы. Они были не такие боль­шие, их вешали на стену. Они были очень красивые, с двумя большими гирями. У часов был такой уют­ный, домашний вид, что они сразу понравились па­пе, маме и восьми детям. Они зашептались и закива­ли головой.

Но вдруг произошло нечто странное. Из дверцы, сделанной на самом верху часов, выскочила малень­кая синяя кукушка и закуковала.

Дети раскрыли рты от удивления. Все заулыба­лись.

— Вот бы нам такие часы,— шепнул Мадс.

— Ага,— согласились остальные.

Папа откашлялся и предложил за часы пятьде­сят крон.

— Дают пятьдесят крон! — закричал человек на кафедре.— Это не простые часы, а с кукушкой. Это очень хорошие старинные часы.

— Почему ты не предложил сразу сто крон, ведь они у нас есть? — спросила Марта папу.

— Ш-шш, слушай,— сказала мама.

— Шестьдесят крон! — сказал мужчина, сидев­ший рядом.

— Шестьдесят пять! — быстро крикнул папа.

— Семьдесят!

Мона была в отчаянии. Ну неужели этот человек не мог помолчать! Ведь он должен понять, что это их часы.

— Семьдесят пять! — крикнул папа.

Он сидел совсем тихо, но Мона видела, что он тоже очень волнуется.

Мортен не понимал, что здесь происходит, но по лицам папы, мамы и всех детей он видел, что им очень не нравится тот человек, который сидит рядом с ними. Мортен сполз со скамейки и подошёл к нему.

— С-с-с-с! — сказал он.— Не говоли так, мне это не нлавится.

Но мужчина не обратил на Мортена никакого внимания.

— Восемьдесят крон! — крикнул он.

— Девяносто! — крикнул папа.

— Девяносто пять! — сказал мужчина.

Папа был вне себя. Ведь у него было только сто крон. А что, если этот мужчина предложит больше?

Человек на кафедре уже начал размахивать мо­лоточком.

— Девяносто пять! Девяносто пять! Кто больше?

Тогда мама кивнула папе и детям, они все встали и хором крикнули:

— Сто крон!

У них получилось так здорово, что все заулыба­лись, засмеялись, а человек на кафедре подпрыгнул и так ударил молоточком по столу, что всё кругом зазвенело.

— У вас такой дружный хор, что, по-моему, ча­сы должны достаться вам,— сказал он.

— Конесно,— сказал Мортен.

Папа пошёл платить и вернулся с часами в ру­ках. Он нёс их осторожно, словно ребёнка. Мама держалась за гири, Мортен — за маму, Мина — за Мортена, Милли — за Мину, Мона — за Милли, Мадс — за Мону, Марта — за Мадса, Мартин — за Марту, Марен — за Мартина, и все хором говорили о своих часах. И вдруг часы сказали «ку-ку» и притворились, будто это сделала маленькая синяя ку­кушка.

Домой они шли очень медленно, боялись, что быстрая ходьба часам не понравится.

Когда они подошли к своему дому, папа что-то шепнул Мартину. Мартин побежал в дом напротив, позвонил к той даме, которая подарила им сто крон, и сказал:

— Открой окно и выгляни!

А Марен побежала к Хюльде и Хенрику и сказала им то же самое.

Папа поднял часы высоко-высоко. Мама опусти­ла гири, теперь все ждали, чтобы большая стрелка остановилась на двенадцати, потому что было как раз шесть часов.

Раз... Из часов выскочила маленькая синяя ку­кушка и закуковала.

Дама через улицу улыбнулась и махнула им ру­кой. А Хюльда и Хенрик подошли посмотреть по­ближе, и все считали, что более красивых часов нет ни у кого на свете.

Потом часы повесили высоко на стенку. Там они висели в полной безопасности, а раз им жилось так хорошо, то они всегда всем сообщали, который час.

— Это рождественский подарок нам всем, — сказал папа.

— Правильно,— обрадовалась мама.

— Они висят слиском высоко,— сказал Мор­тен.

— Нет, они висят как раз на месте,— сказал папа.

И часы с кукушкой очень обрадовались его сло­вам.

РОЖДЕСТВО

Мона раздобыла новую тряпочку и теперь почти все вечера просиживала у Хюльды с Хенриком, выши­вая новую салфетку для мамы.

Однажды вечером Мона сидела с Хенриком, а Хюльда пекла пироги на кухне.

— Ты рад, что скоро Рождество? — спросила Мона.

— Очень,— ответил Хенрик.— К нам придёт тётушка Олеа. Будет очень хорошо, только, конечно, тихо.— Хенрик вздохнул.

— Разве вы не будете танцевать вокруг ёлки?

— Как раз танцевать-то мы и не будем.— Хенрик вздохнул ещё раз.

Мона встала и задумалась.

— А может, вы придёте к нам? У нас на Рожде­ство всегда бывает очень весело.

— А что скажет на это твоя мама? Вас и самих много. Может, лучше вы к нам придёте?

— Нет, мы не любим уходить из дома на Рожде­ство. Подожди, я сейчас сбегаю спрошу...

— Мама, можно Хенрик, и Хюльда, и тётушка Олеа придут к нам на Рождество?

Мама молча оглядела комнату.

— Нельзя? — Мона была огорчена.— Значит, они будут сидеть у себя и не смогут даже потанцевать вокруг ёлки?

— Конечно, можно,— сказала мама.— Я только хотела посмотреть, хватит ли на всех места. Конечно, пригласи их.

Нижняя Хюльда очень обрадовалась, когда Мона пришла и пригласила их на Рождество.

— Как я рада! — сказала она.— У нас тоже бы­ло бы очень хорошо, но у вас вместе со всеми деть­ми, конечно, будет веселее в такой вечер. Вы только подумайте, в прошлом году я сидела дома совсем одна и слушала, как вы там наверху поёте, а в этом году я сама буду петь вместе с вами. Передай маме большое-большое спасибо!

Нужно сказать, что папа, мама и восемь детей очень красиво убрали свою квартиру к Рождеству.

Они вырезали звёзды из золотой бумаги и накле­или их на все кровати. С потолка свисали еловые шишки, выкрашенные серебряной краской. Ну и разумеется, была ёлка.

Она была маленькая, потому что для большой ёлки у них не было места. Но зато они очень хорошо её украсили.

Мама сделала маленькие корзиночки, как раз для такой маленькой ёлочки. Дети смастерили малень­ких птичек и покрасили их во все цвета. А свечи у них были самые настоящие!

Когда они услышали, что по лестнице поднимают­ся Хюльда, Хенрик и тётушка Олеа, они зажгли свечи, так что, когда гости вошли, ёлочка светилась и сверкала им навстречу.

Мона положила под ёлку маленький пакетик, в котором была завёрнута салфетка для мамы. И ма­ма, и папа, и другие дети тоже положили под ёлку свои подарки. И Хюльда и Хенрик тоже принесли несколько пакетов, дети это сразу заметили, но ма­ма сказала:

— Положите их под ёлку и давайте садиться за стол.

Маме пришлось накрыть и обеденный и кухон­ный столы, чтобы всем хватило места. Кухонный стол она украсила красной креповой бумагой и по­ставила на него маленькие белые свечи.

И как раз в ту минуту, когда они садились за стол, кто-то постучал в дверь.

Все испуганно переглянулись: ведь в рождественский вечер чужие обычно не приходят.

— Войдите! — крикнул папа.

Дверь широко открылась, и они увидели красную шапочку ниссе.

— Ниссе,— испуганно прошептала Мона. Она давно мечтала увидеть живого, настоящего ниссе — доброго гнома, который приносит детям рождественские подарки.

Милли и Мина спрятались за маму. Мортен с бы­стротой молнии исчез под столом. А папа встал и сказал:

— Добро пожаловать, ниссе, мы все тебе очень рады!

Но когда они получше разглядели ниссе, то оказалось, что это вовсе и не он, потому что на нём была юбка.

— Добрый вечер и приятного аппетита,— ска­зал одетый в юбку ниссе очень знакомым голо­сом.

— Бабуска! — завопил Мортен из-под стола.

— Бабушка! — закричали папа и все дети.

— Как хорошо, что ты приехала,— обрадовалась мама.

— Я решила приехать к вам на Рождество. Я так соскучилась,— объяснила бабушка.— И вот я у вас. Можно мне остаться?

— Конечно! Конечно! — засуетился папа.— Са­дись скорей к столу.

Папа вытащил ящик и сел на него, а свой стул отдал бабушке, потому что больше стульев у них не было.

— А что мне делать с этим мешком? — спроси­ла бабушка.— Я здесь навязала для всех носков, как и обещала.

— Положи его под ёлку,— сказал папа.

Маленькая ёлочка даже испугалась — так много пакетов пришлось ей стеречь.

Она приподняла нижние ветки, чтобы всем паке­там хватило места.

Начался праздничный ужин. А бабушка кивала всем и очень радовалась, что она опять вместе с ними.

Встречать Рождество в деревне не так весело, как с папой, мамой и детьми.

Потом все танцевали вокруг ёлки. Им пришлось сделать три хоровода, иначе на всех не хватало ме­ста.

Они пели рождественские песни, и, как раз когда они запели: «О Рождество!», из часов выскочила ма­ленькая синяя кукушка и запела вместе с ними.

Все получили подарки, а потом Мадс притащил из коридора что-то большое и тяжёлое.

— Что это ты притащил? — удивился папа.

— Это маленький подарок для Самоварной Тру­бы,— сказал Мадс.

Маленький подарок оказался большой корзиной, которую Мадс поставил возле печки и застелил до половины старыми газетами.

Самоварная Труба тут же прыгнула в корзину, и с тех пор она не желала спать ни в какой другой кровати.

Так прошло Рождество.

Хюльда, Хенрик и тётушка Олеа попрощались и ушли, а мама снова постелила бабушке на кухонном столе.

Они погасили свет, распахнули окно и немного постояли, глядя на звёздное небо и вдыхая мороз­ный, чистый зимний воздух.

И в доме и на улице наступила рождественская ночь.

ПАПА ДЕЛАЕТ ОТКРЫТИЕ

Прошло Рождество, прошёл первый день празд­ников, за ним — второй. Папе очень нравились праздники. Но на второй день праздников папа за­беспокоился. Собственно говоря, до обеда ещё всё было в порядке, потому что папа ходил на прогулку с бабушкой и детьми, но вот к вечеру он стал беспо­койно бродить из угла в угол.

Время от времени он глядел в окно. Как вы ду­маете, на что он глядел?

Конечно, на грузовик! Папа так без него соску­чился, что на третий день Рождества встал раньше всех. Он ходил по квартире, распевая песни, и вид у него был очень довольный.

— Сегодня обычный рабочий день,— радовался папа.— Сегодня я наконец снова поезжу и порабо­таю хоть немного.

Он сам сварил себе кофе, потому что ему хоте­лось продлить мамин рождественский отдых, и по­бежал вниз по лестнице.

Вот что значит быть прирождённым шофёром! Но когда он вышел на улицу, он увидел ещё одного человека, которому тоже хотелось прокатиться на грузовике. Это был Хенрик.

— Это ты, Хенрик! Тоже собираешься сегодня работать?

— Ну да! Я думал, что ты захочешь ещё отдох­нуть сегодня и что я поработаю один.

— Ничего, ничего! Иди и отдыхай, если хочешь. До самого Нового года можешь спокойно отды­хать.

Хенрик огорчённо вздохнул и пробормотал:

— Как видно, ничего не поделаешь...

— Я вижу, нам обоим надоело сидеть дома,— сказал папа.— Ну, Хенрик, тогда садись—и поехали!

— Вот спасибо! — Хенрик пожал папе руку.

— И тебе спасибо!

Папа сел за руль, мотор заработал, и они двину­лись.

— Поехали прямо на вокзал,— предложил па­па.— Там наверняка есть какие-нибудь грузы для перевозки.

На улицах было тихо и пустынно. У многих ещё не кончились рождественские каникулы. На вокзале в товарном отделе они нашли только одного заспан­ного человека.

— Быстро же вы кончили отдыхать,— сказал он.— А у нас сегодня нет никакой работы.

— Как жалко! — огорчился папа.— Нам так хо­телось поработать.

— И поездить на грузовике,— добавил Хенрик.

— Для грузовика-то всегда что-нибудь найдёт­ся,— сказал железнодорожник.— Вот нужно отвез­ти пакет за город, адресат живёт в лесу. Наш грузо­вик сегодня занят. И нельзя гонять его так далеко из-за одного пакета, так что, если вы не возьмётесь отвезти посылку, она пролежит до Нового года.

— Мы отвезём,— сказал папа, узнал точно до­рогу, и они отправились в путь.

Грузовик быстро выехал из города, дорога шла по холмам, то вверх, то вниз. Домов почти не было видно. Они повернули направо. Дорога стала совсем узкой — это была настоящая лесная дорога.

Один раз грузовик даже увяз в снегу, так что Хенрику пришлось расчищать дорогу, чтобы они смогли ехать дальше.

— Хорошо, что ты поехал со мной,— сказал папа.

Наконец из густого леса вынырнул маленький домик.

— Сюда,— сказал папа.— Дом маленький, се­рый и стоит один.

— Я отнесу пакет,— предложил Хенрик.

— Неси.

Папа зажёг трубку, Хенрик исчез в доме. И про­был там очень долго. Папа курил, курил, а Хенрик всё не появлялся.

«Долго он там сидит,— подумал папа,— надо пока пройтись, размять ноги».

Он прошёлся по полянке перед домом. С одной стороны стоял сарай для дров, с другой — домик с вырезанным на двери сердечком — уборная.

Хенрик высунул голову из дома и крикнул:

— Хозяин! Заходи в дом. Нас хотят угостить кофе.

— Иду,— ответил папа.— Неплохо выпить чего-нибудь горяченького!

Оказалось, что в доме живут старик и старушка.

— Добрый день! Добрый день! — приветствовал их папа.— Я рад, что приехал. Мне у вас очень нра­вится. Совсем как в деревне, хотя город близко.

— Да, здесь очень тихо,— сказала старушка.— Только случайно и встретишь человека. Мы видим людей лишь по воскресеньям. Приходят в лес погу­лять.

— Здесь очень хорошо,— снова повторил папа.

— Хвастать нечем,— ответила старушка.

«Странно, чем же она недовольна,— подумал па­па.— Живёт в таком замечательном домике».

Старик кашлянул и сказал:

— Моей жене теперь не нравится здесь жить. С тех пор как дети выросли и разъехались, у нас стало слишком тихо. Да и тяжеловато для стари­ков — надо воду из колодца носить.

— Да, да,— согласился папа.

— Мне бы хотелось жить в городе,— сказала старушка.— Подумать только, в любую минуту можно пойти в гости или погулять по городу. Жить в доме с водопроводом...— Старушка даже заулы­балась от удовольствия.

— В городе не так-то легко получить целый дом. У меня восемь детей, а вот квартира состоит всего из одной комнаты и кухни.

— Не может быть,— удивился старик.— Собст­венно говоря, считается, что наш дом тоже находит­ся в городе, ведь город так вырос, но мы здесь этого не ощущаем.

А Хенрик сидел и наслаждался кофе. Пусть дру­гие говорят сколько им угодно, а ему и так хорошо.

Вдруг папа встрепенулся.

— Сколько у вас здесь комнат? — спросил он.

— Вот это кухня, видишь, какая она большая. Ещё две комнаты здесь внизу, и наверху три спаль­ни. Правда, они небольшие, но для нас это больше чем достаточно.

У папы даже глаза округлились.

— Иди к грузовику, Хенрик, я сейчас приду,— сказал он.

Как только Хенрик вышел, папа сказал:

— Так, так, значит, вы хотите переехать в го­род.— И тут папа зашептал им что-то с хитрым ви­дом, и старики тоже зашептали ему в ответ, и вид у них был такой же хитрый, как у папы.

Наконец они перестали шептаться, и папа, уже стоя на пороге, сказал:

— Значит, в субботу после обеда я приеду за ва­ми. Мы очень любим, когда к нам приходят гости.

Хенрик ждал, ждал, а папы всё не было. Хенрик прошёлся по полянке, заглянул в сарай и в домик с вырезанным сердцем. Подошёл к берёзам, потрогал их белые стволы. Наконец папа явился. Но он был таким странным, что Хенрик за всю дорогу до дома не мог добиться от него ни слова. Я знаю, что теперь вы вместе с Хенриком будете гадать, о чём думал па­па, пока они ехали в город.

ПАПА КАКОЙ-ТО СТРАННЫЙ

Не успел папа прийти домой после поездки в лес, как он приложил ладонь козырьком к глазам и сказал:

— Фу, какой беспорядок! И какая теснота! Мы просто топчем друг друга... Здесь необходимо убрать как следует к субботе. В субботу у нас всё должно блестеть, понятно?

— Неужели мы должны убирать целых четыре дня? — спросила Марен.

— Вот именно,— ответил папа.— А ты, мать, должна постараться и испечь что-нибудь вкусное, и ещё надо купить самого лучшего кофе, потому что в субботу у нас будут гости и их надо угостить самым хорошим кофе.

Ни мама, ни дети ничего не поняли, а бабушка от удивления стала вязать в два раза быстрее преж­него. Порядок! И это говорит папа, который сам обычно переворачивал всё вверх дном! Что с ним произошло?

— Ну! — сказал папа сердито.— Разве вы не слышали, что я вам сказал? Я сказал: принимайтесь за уборку!

Дети бросились врассыпную. Мона схватила шарф, который валялся на полу, но в смятении она положила его на стол. Марта доставала дрова из ящика и снова аккуратно складывала их обратно. А Малышка Мортен высыпал на пол все свои игрушки и кричал:

— Я убиррррррррраю! Я убиррррррррррраю!

Он только что научился произносить букву «р» и очень этим гордился.

Бабушка уронила на пол клубок, а Мина в спеш­ке нечаянно закатила его под кровать. Самоварная Труба сейчас же набросилась на клубок, и папе при­шлось лезть под кровать, чтобы отобрать у неё клубок.

— Ничего не понимаю! — воскликнула мама.— Только ты не волнуйся. К субботе мы всё прекрасно успеем. А кто, собственно говоря, должен прийти к нам, отец?

— Два человека, с которыми я недавно познако­мился, старик и старушка,— ответил папа.

Беспокойные это были для всех дни. Всю пятни­цу мама простояла у плиты и пекла печенье, хотя от Рождества у них ещё остались пирожки.

В субботу после обеда папа уехал куда-то на гру­зовике. Он только сказал:

— Я вернусь с гостями в пять часов. Преду­преждаю вас, дети, чтобы вы вели себя как следует. И чтобы при них никто из вас пикнуть не смел, по­нятно?

Дети испуганно кивали головами, не смея даже вымолвить «да».

А может, наш папа просто заболел? Ведь он все­гда был таким добрым и весёлым. И никогда не де­лал им никаких замечаний, хотя они порой и подни­мали страшный шум.

— Не понимаю, что с ним случилось,— сказала мама, когда папа ушёл.— Но мы должны слушаться его и делать, как он велит, тогда всё будет хорошо.

— А я тоже должна сидеть тихо и молчать весь вечер? — спросила бабушка.

— Не знаю,— ответила мама.— Про тебя он ни­чего не сказал.

— Тогда мне лучше всё-таки помолчать,— ре­шила бабушка.

Они сидели тихонько каждый на своём стуле и ждали. Ровно в пять минут пятого мама поставила кофе. Стол уже был накрыт, и никто бы не мог ска­зать, что он накрыт некрасиво.

Наконец они услышали, что кто-то поднимается по лестнице. В дверь постучали, и на пороге пока­зался папа со своими гостями.

— Здравствуйте, здравствуйте, добро пожало­вать! — приветствовала их мама.

— Ах, как вкусно у вас пахнет кофе! — сказала старушка.

Она огляделась.

— У вас очень уютно,— сказала она.— Ведь это кухня, правда?

Старушка обошла кухню, разглядывая полки, она заглянула даже в стенной шкаф.

Маме показалось странным, что гостья ведёт себя так в незнакомом доме, но она промолчала. Гости прошли в комнату.

— Какая красота, здесь красный пол,— снова сказала старушка.

— Да, да, здесь очень уютно,— сказал старик.— Здравствуйте, дети!

Мальчики вежливо кивнули, девочки сделали ре­веранс, но никто из них не сказал ни слова.

Они никогда в жизни не видели такой забавной старушки. Мама пригласила всех к столу, и старушка побежала в кухню. Она потащила за собой мужа и, отвернув кран так, что вода брызнула во все стороны, сказала:

— Смотри! Смотри! Какая прелесть! Она течёт сама, стоило мне только повернуть кран.

— Хе-хе,— усмехнулся старик.— Тебе это, ко­нечно, нравится!

Мама ещё раз пригласила их пить кофе. Они се­ли за стол, но вдруг старушка вскочила и что-то зашептала папе прямо на ухо. Папа задумался на се­кунду, потом что-то прошептал ей в ответ. Ему и не нужно было просить детей вести себя тихо. Им со­всем не хотелось разговаривать, они молча разгля­дывали своих странных гостей.

Когда все выпили кофе, старушка вдруг спроси­ла у мамы:

— А что ты делаешь со стиркой?

Мама очень удивилась и ответила:

— Стираю, вот и всё.

— А где сушишь? — не унималась старушка.

— На верёвке на улице или на чердаке, если идёт дождь.

— Ах, здесь и чердак есть! А я там ещё не бы­ла,— сказала старушка и вскочила.

Проходя по кухне, она снова открыла кран, по­смотрела на воду, потом оторвалась от крана и побежала дальше: в переднюю, на лестницу, на чердак. Папа пошёл за ней.

— А я лучше посижу здесь,— сказал старик.

— Пик! — вдруг сказала бабушка.

— Что? — спросил старик.

— Я сказала только «пик»,— объяснила бабуш­ка.— Раз папа вышел, мы можем говорить всё, что нам вздумается. Пик! Пик!

Дети засмеялись, и старик вместе с ними, потому что бабушка показалась ему очень смешной. Но ма­ма смеялась громче всех. От смеха она даже села на пол, и, когда папа вернулся с чердака, она всё ещё сидела на полу и смеялась так, что у неё по щекам текли слёзы.

— Чему ты смеёшься? — спросил папа.

— Я смеюсь над бабушкой,— сказала мама.— Но я сейчас уже перестану. Подожди немножко.

— Ну, большое спасибо вам за приём,— сказала вдруг старушка,— значит, завтра мы ждём вас всех к себе.

— Мы обязательно приедем к вам,— сказал па­па. Он даже не спросил ни у кого ни слова, просто поблагодарил от имени всех.

Папа отвёз гостей, а когда наконец вернулся до­мой, он сиял, как солнце. Он схватил маму и закружился с ней по комнате.

Затем он поднимал и кружил по воздуху по оче­реди всех детей и наконец закружился по кухне вместе с бабушкой.

— Ай-яй-яй! Вот это великолепно! — ликовал папа.

Ну, вы уже догадались, чему он так радовался?

СКЛАДЧИНА

Один только папа знал, где живут старики. И сколько мама ни выспрашивала, чтобы узнать, ку­да они поедут, папа так ничего и не сказал. Он толь­ко покачивал головой и подмигивал с таинственным видом.

— Ну ладно, завтра мы всё сами увидим,— ска­зала мама.— Только я не понимаю, что с тобой происходит в последнее время.

— Ничего, поймёшь! — сказал папа и поднял маму к самому потолку.

Мама кричала, папа смеялся, а детям даже очень нравилось, что их папа стал таким странным.

В воскресенье утром папа велел им одеться по­теплее, потому что ехать зимой в кузове очень холодно. Вообще-то он устроил над кузовом крышу из брезента, но от холода, крыша почти не спасала.

— А Самоварная Труба тоже поедет с нами? — спросила мама.

— Конечно, поедет,— сказал папа.— Ей там очень понравится.

У бабушки не было с собой тёплых вещей, поэто­му папа завернул её в толстое шерстяное одеяло и посадил в кузов. На этот раз с папой пришлось сесть Малышке Мортену и Самоварной Трубе. Остальные залезли к бабушке в кузов. Они хлопали друг друга по спине и громко пели, чтобы согреться. Им не бы­ло видно дороги, они только замечали, что иногда их слишком сильно подбрасывает.

— Не очень-то эта дорога похожа на город­скую,— сказала мама после нескольких основатель­ных подскоков.

— Ну-ка, я посмотрю.— Мадс нашёл небольшую дырочку в брезенте и начал рассматривать дорогу.— Я вижу ёлку! — закричал он.— А вот ещё и ещё! Да здесь целый лес! Какая прелесть!

Наконец грузовик остановился. Папа поднял бре­зент с кузова, дети попрыгали на землю и начали осматриваться. Перед ними стоял маленький до­мик, в котором жили вчерашние старичок и старушка.

— Они здесь живут? Как здесь красиво! — вос­кликнула мама.

Здесь и правда было очень красиво. На крыше до­ма и на сарае лежал толстый слой чистого снега. Бе­рёзы сверкали инеем. Казалось, что они особенно принарядились к приезду папы, мамы и восьми де­тей.

— Вот мы и приехали,— сказал папа и похлопал берёзку по стволу.

Папа постучал в дверь, и все терпеливо ждали, пока им откроют, все, кроме Самоварной Трубы, ко­торая носилась взад и вперёд, рылась в снегу и пры­гала во все стороны.

Это, конечно, не то, что гулять по улицам на по­водке с серьёзным видом.

Дверь открыла старушка. Сегодня на ней был бе­лый нарядный передник и белый платочек на голове. У неё был такой же праздничный вид, как у бе­рёз. Перед дверью лежали свежие еловые ветки.

— Как у вас здесь хорошо! — сразу сказала ей мама.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать! — при­ветствовала их старушка.— У меня готово для взрос­лых кофе, а для детей молоко. И печенье для всех.

Когда все поели, старушка захотела, чтобы они осмотрели их дом. И теперь папа оказался таким же любопытным, какой была накануне старушка. Он заглядывал во все уголки.

После осмотра дома дети захотели пойти погу­лять. Столько снегу сразу в городе не увидишь — надо было воспользоваться случаем.

Они выбежали на улицу и принялись катать большой снежный ком. Время прошло незаметно. Когда папа, мама и бабушка вышли из дома, они увидели большого красивого снеговика. Он стоял, высоко подняв руки, и когда дети уезжали домой, им казалось, что снеговик машет им вслед.

По дороге домой все притихли. Каждый думал о своём. Мама задумчиво сказала:

— Какой смысл мечтать о том, что всё равно не­возможно.

А когда они вошли в свою квартиру, они сказали те же слова, что и папа, вернувшись в первый раз из домика в лесу:

— Ну и теснота же у нас и какой беспорядок!

У всех было плохое настроение. У всех, кроме па­пы. Он был таким же странным, как и все эти дни. Он насвистывал и смеялся, что-то бормотал вполголоса, ходил, приложив палец к носу, и о чём-то думал.

На другой день его почти не было дома. Когда мама спросила, где он пропадает, он ответил:

— Бегаю по всяким конторам. Радуйся, что тебе не приходится заниматься тем же самым.

Но вот почему он бегает по всяким конторам, он так и не сказал.

Как-то вечером папа спросил, все ли дети дома.

Для верности он устроил перекличку по именам, а дети, мама и бабушка ему отвечали.

— Садитесь,— сказал папа.— Нам надо погово­рить об одном очень важном деле. Помните ли вы маленький домик в лесу?

Все с удивлением посмотрели на папу. Ну как он может задавать такие странные вопросы? Да ведь они ни о чём другом и не думали всё это время.

— Хороший дом,— сказал папа.

— Может быть, мы скоро опять поедем к ним в гости? — спросил Мадс.

— Может быть, и поедем,— сказал папа с лука­вым видом.— Я думаю, что мы там будем жить. Но это зависит от одной вещи. Чтобы купить этот дом, нам надо достать пять тысяч крон. Сам дом уже ста­рый и стоит немного, но вот участок очень хороший, да вы сами видели. Мы можем купить его, потому что старики страшно хотят переехать в город. Они могут жить здесь, в нашей квартире.

— А мы будем жить в том домике, в самом ле­су? — спросил Мадс.

— Ты хочешь сказать, что именно мы будем жить в том доме? — спросила Марта.— А разве у нас есть пять тысяч крон? А что будет, если мы не достанем столько денег?

— Во-первых, успокойтесь,— сказал папа.— У нас с мамой есть у каждого по две тысячи в банке. И понемногу денег у каждого из вас. Мы положили их в банк на ваши имена, когда вы были маленьки­ми. Если вы хотите купить дом, давайте устроим складчину, мы возьмём ваши деньги, а потом посте­пенно снова накопим.

— Конечно! Конечно! — сказали дети.— А где наши сберегательные книжки?

— Вот они,— сказала мама, порывшись в верх­нем ящике комода.

— Смотрите, у меня есть триста крон! — сказала Марен гордо.

— А у меня двести! — обрадовался Мартин.— Даже двести пять.

— А у меня сто пятнадцать! — сказала Марта.

— Вы старшие, так что у вас денег больше,— объявил им папа.— Ну-ка посмотрим... Всего у вас шестьсот двадцать крон.

— И у меня восемьдесят,— сказал Мадс.

— Значит, семьсот,— сказал папа.

— У Моны, Милли, Мины и Мортена — по пять­десят крон,— сказала мама.

— Уже девятьсот,— обрадовался папа.— У нас есть почти все деньги, мать.

— У меня есть две кроны, кроме денег на обрат­ную дорогу,— сказала бабушка.

— Я думаю, тебе теперь не понадобятся деньги на обратную дорогу,— заметила мама.— Теперь те­бе лучше жить с нами. Места у нас хватит, и ты смо­жешь вязать всем тёплые носки.

— Ты правда так думаешь? — спросила бабуш­ка.— А ты что скажешь, отец?

— Я согласен с мамой. А так как я рву носки больше всех, тебе придётся и работать больше всего на меня.

— Я сейчас же пойду и дам телеграмму,— серьёзно сказала бабушка.

И она пошла отправлять телеграмму, а в телеграмме было сказано: «Пришлите мои вещи, потому что я не вернусь обратно. Спасибо за всё. Всем при­вет. Бабушка».

И она вернулась домой. Если бы вы знали, как она радовалась, что будет жить вместе с папой, мамой и детьми! Проходя мимо грузовика, она похло­пала его по заднему колесу и сказала:

— Ну, скоро ты повезёшь нас всех на новое ме­сто. Ты доволен?

Грузовик ничего не ответил, но ему хоть стало ясно, почему папа в последние дни так часто навещал домик в лесу. Конечно, теперь всё переменится, но ведь люди-то останутся прежними, и, значит, всё будет в порядке.

Так думал грузовик.

Когда бабушка вернулась домой, там шла ожив­лённая беседа.

— Скоро мы переедем? Завтра? — спросила Мона.

— Нет,— ответил папа.— Через две недели, ста­рикам надо дать время собраться, я обещал помочь им с переездом. Я повезу туда наши вещи, а вернусь с их вещами.

— Только не бери сразу много,— предупредил его Мадс.— Помни о грузовике. Он тоже может надорваться. Тогда тебе же будет плохо.

— Я уже всё обдумал, Мадс. Лучше я сделаю лишний рейс, так что не бойся за грузовик.

— Просто не знаю, как я проживу эти четырна­дцать дней,— заметила Мона.

— Они быстро пройдут. У нас так много дел,— утешил её папа.

На другой день за обедом Мадс сказал:

— Если бы вы видели, как удивились учительни­ца и все мальчики в классе, когда я рассказал им, что мы купили дом.

— И у меня тоже,— сказал Мартин.— Они ре­шили, что это шутка.

— А это правда,— сказала Марта.

— Меня одно тревожит,— заметил папа.— Вам теперь придётся далеко ходить в школу. Правда, зи­мой вы сможете ходить на лыжах, да и летом прогу­ляться через лес не так уж плохо.

— Ведь мы будем ходить все вместе, нам будет весело,— сказала Марта.

Все были очень рады и не могли говорить ни о чём, кроме переезда.

Но Нижняя Хюльда и Хенрик вовсе не радова­лись. Хюльда так жалела, что они переедут, так жа­лела!

— Без вас снова будет тихо,— вздыхала она,— так тихо, что мне опять придётся спать после обеда.

— Зато ты сможешь приходить к нам в гости,— утешала её мама.— Летом вы будете приезжать к нам как на дачу и жить у нас, сколько вам захочется, а зимой будете гулять на лыжах в лесу и потом у нас обедать.

— Теперь я уже не смогу работать вместе с то­бой на грузовике,— грустно сказал Хенрик папе.

— Почему же? — удивился папа.— Я буду при­езжать за тобой утром. Всё будет в порядке.

— Всё равно мне грустно, что вы больше не бу­дете жить над нами,— твердил Хенрик.

— Тебе придётся помочь мне в день переезда, Хенрик,— сказал папа.— А потом, так уж и знай, мы с тобой немного постолярничаем: сам знаешь, дом не новый.

— Есть, постолярничаем! — ответил Хенрик и заметно повеселел.

Папа оказался прав. Четырнадцать дней проле­тели незаметно, потому что у всех было очень много дел.

И вот в понедельник утром на маленький грузо­вичок поставили все восемь кроватей и комод.

«Надеюсь, больше меня ничем не нагрузят,— подумал грузовик.— А то у меня кузов перекосится ещё больше».

Папа сразу догадался, о чём думает грузовик, и сказал:

— Ну хватит с тебя, дружище, поехали!

Дети очень расстроились, что их не взяли в пер­вый рейс.

Маме некогда было даже голову поднять, по­тому что она мыла пол в комнате, там, где стояли кровати.

— Хорошо, что мы покрасили осенью пол в крас­ный цвет,— сказала она.— Он такой красивый, так блестит, неудивительно, что наша комната всем нра­вится.

— Даже жалко уезжать от такого красивого по­ла,— сказала Марен.— Но ведь мы и в новом доме тоже сможем покрасить пол в красный цвет.

— К весне обязательно покрасим,— сказала мама.

Прошло несколько часов, и они услышали, что приехал грузовик. В кузове стояли стол и стулья. Но грузовик не устал, потому что домик в лесу стоял на горке, и грузовику было легко съезжать вниз. Но вот от жажды у него всё внутри пересохло, и он очень обрадовался, когда папа отвинтил крышечку у него на носу и дал ему напиться.

Младшие дети и Самоварная Труба в этот день сидели у Хюльды. Хюльда старалась на прощание напичкать их всем самым вкусным, что только у неё было. Время от времени она начинала плакать, и слёзы лились у неё ручьём, а Мона, как могла, уте­шала её:

— Мы будем часто приезжать к тебе в гости, те­перь ты наша городская тётя. Ведь у нас здесь нет других тёть, кроме тебя, и нам будет очень приятно приезжать к тебе.

После этих слов Хюльда на некоторое время пе­реставала плакать. Наконец грузовик приехал из леса в последний раз. Он привёз последние вещи, старика и старушку.

— Будь добра, Хюльда, помоги этим старикам чем сможешь. Они ведь не привыкли жить в городе, так что последи немного за ними,— попросила мама.

— Не беспокойся, я всё сделаю,— ответила Хюль­да; ей было приятно, что кому-то нужна её помощь.

Осталось только погрузить в кузов Самоварную Трубу, бабушку, маму и детей. Дети махали руками, а наверху в их бывшем окне стояли старик, старушка и Нижняя Хюльда и тоже махали детям.

И грузовик тронулся в путь.

— Вон стоит наш дом,— сказал Мадс, увидев впереди маленький домик.

— Он ждёт нас,— сказала Мона.

Они спрыгнули с грузовика, папа взял за руку маму, мама — бабушку, бабушка — Мортена, Мор­тен— Мину, Мина — Милли, Милли — Мону, Мо­на— Мадса, Мадс — Марту, Марта — Мартина, Мартин — Марен, Марен взяла на поводок Самовар­ную Трубу, и так они все вместе направились к до­мику в лесу, к своему новому дому.