Черное полотенце
В старину это было, в далекую старину.
Как-то раз под вечер постучался нищий паломник в ворота большого дома. Попросил пустить его на ночлег. А хозяином того дома был староста, первый на деревне богач. Известно, кошка и староста без добычи не остаются.
Хозяйка в ту пору сидела за ткацким станом. Прогнала она паломника с бранью: уходи, бродяга, куда сам знаешь!
Ничего не сказал паломник и тихо побрел прочь.
А на самой околице стояла кособокая халупка, крытая тростником. Постучал паломник в дверь. Медленно, медленно, еле волоча ноги, вышли к нему навстречу из дверей старик со старухой и говорят, опечаленные:
— Не обессудь нас, горько нам отпускать тебя с пустыми руками, но сам видишь, как мы бедны. Нет у нас в доме ни зернышка риса, ни лишней одежонки...
— Не тревожьтесь, ничего мне не надо, только пустите меня переночевать. Лягу я на голом полу, а голову положу на край очага...
— Ну что ж, коли так, милости просим,— приветливо отвечают старики. Провели они гостя в свою тесную хижину.
Говорит паломник старухе:
— Прости, что докучаю тебе, но наполни водой свой самый большой котелок и повесь над очагом.
Послушалась старуха. Когда закипела в котелке вода, достал тогда паломник из своей монашеской сумы горсточку риса и стал сыпать в воду по зернышку.
Вдруг — что за диво! — котелок до краев наполнился рисом, белым, как утренний снег, мягким и рассыпчатым...
То-то обрадовались старики! Совестно им было, что гость хозяев угощает, но под конец сдались они на его уговоры и поели досыта. Не часто случалось старикам отведать белого риса.
Только кончили они втроем ужинать, как отворилась дверь на кухне и в дом весело вбежала дочка стариков о-Коно. Была она девушка хорошая и душевная, но собой черна и дурна, все лицо в рябинах, гладкого места нет.
О-Коно прислуживала в доме у старосты, и ей частенько позволяли относить отцу с матерью, что она со дна котлов и чашек наскребет.
Вот и нынче вечером принесла она полную миску с верхом бурого пригорелого риса, а старики говорят ей с довольной улыбкой:
— О-Коно, доченька о-Коно, сегодня мы сыты: наш гость угостил нас на славу.
Застыдилась о-Коно, услышав это, закраснелась вся и стала благодарить гостя.
А старик со старухой сетуют:
— Ах, горе, горе, добрая у нас дочка, да только сам видишь, собой нехороша... При нашей-то бедности где найти ей жениха! А ведь так бы хотелось, уж она у нас на возрасте.
— Это небольшая беда! — отвечает паломник.— Не печальтесь, я вам помогу.
Вынул он из рукава черное-черное полотенце.
— На, девушка, возьми! Станешь мыться в чане, потри этим полотенцем лицо.
Вернулась о-Коно к своим хозяевам и согрела воду для вечернего купанья.
Первым в чан полез сам хозяин, потом все его семейные по очереди, а дочка стариков окунулась, как всегда, самой последней. Взяла она черное полотенце и с опаской легонько потерла свои щеки. Но что это? Шершавая кожа стала вдруг мягкой и нежной, словно шелк. Шею потерла, шея стала гладкой-гладкой...
Страх взял девушку, выскочила она не помня себя из чана и побежала к зеркалу. Смотрит: все рябины сошли с лица, сияет оно нежной белизной. Стала о-Коно красавицей, каких мало.
Увидела это чудо жена старосты и приступила к девушке с допросом: как, да что, да почему.
Рассказала о-Коно все, как было.
Захотелось хозяйке испытать на себе чудесную силу полотенца. Попросила она его в долг, один раз потереться.
На другой вечер залезла жена старосты в чан последней, чего отроду с ней не случалось, и давай тереть лицо полотенцем. Стало оно гладким и нежным. Потом руки потерла. Сделались руки мягкими и белыми, словно свежие рисовые лепешки.
Обрадовалась хозяйка, трет себя полотенцем с головы до ног. Насилу-то насилу решилась она вылезти из чана, приговаривая:
— Ну, хватит! Уф, устала! Зато теперь меня и не узнаешь, такой я стала красавицей.
Но не тут-то было! Ее белые-белые ноги и белая-белая спина словно приросли к чану.
Как ни билась жена старосты, сколько ни старалась, а так и не смогла отлепиться. Завопила она во весь голос.
Прибежала о-Коно, схватила хозяйку за руки, хочет вытащить ее из чана, да не может.
— Что тут делать? Просит хозяйка :
— Беги скорей, о-Коно, ищи того паломника, что дал тебе черное полотенце. Приведи его сюда, пусть освободит меня силою своих чар.
О-Коно со всех ног бросилась к себе домой. Видит: паломник все еще гостит у стариков,— уговорили они его пожить денек-другой. Привела о-Коно палом-ника к своим хозяевам.
Взглянула на него жена старосты — и обомлела. Ведь это тот самый нищий, кого она вчера от ворот с бранью прогнала.
А нищий знай себе тихонько посмеивается.
— Хорошо,— говорит,— я согласен освободить тебя. Но только вот мое условие: устройте наперед веселый пир и созовите всю свою родню, и ближнюю и дальнюю.
Много времени не прошло, собрались родичи старосты в парадном покое для гостей.
Увидел паломник, что все в сборе, и неторопливо подошел к чану с водой, где сидела хозяйка, плача и охая.
Вынул он из рукава зеленую бамбуковую палочку. Светилась-сверкала она ярким огнем. Взмахнул паломник бамбуковой палочкой и прочитал заклинание. В тот же миг жена старосты отлепилась от чана. Обрадовалась она, наспех нарядилась и побежала к гостям.
Еще веселее стали гости пировать, пили вино, пели песни и шумели, а о паломнике и думать забыли. Даже не поблагодарили его.
Вдруг он словно из-под земли вырос посреди парадного покоя и крикнул громовым голосом:
— Обратитесь в обезьян! Обратитесь в обезьян!
Ударил он раз-другой об пол бамбуковой палочкой, и тотчас же все бывшие там обратились в краснорожих обезьян. Запрыгали они, заверещали.
Снова взмахнул паломник зеленой бамбуковой палочкой и повелел:
— Бегите в горы! Бегите в горы!
Только он это вымолвил, как обезьяны пустились наутек во главе со своим вожаком — бывшим старостой и пропали в темной глубине гор. Только их и видели.
Стало в просторном доме тихо-тихо.
О-Коно в страхе забилась в самый дальний угол кухни, дохнуть боится. Ласково окликнул ее паломник и велел привести старика со старухой. Сбегала девушка домой и привела отца с матерью за руки.
Сказал им чародей на прощанье:
— У кого сердце шерстью обросло, тому лучше стать обезьяной. Отныне живите в атом доме. Староста сюда больше не вернется.
И вдруг он исчез быстрее ветра.
Скоро девушка нашла себе хорошего жениха и зажила вместе со своими родителями в радости и довольстве.