Расскажу я тебе историю, которую сам слышал в детстве. Всякий раз, как она мне вспоминалась потом, она казалась мне все лучше и лучше: с историями ведь бывает то же, что со многими людьми, и они становятся с годами все лучше и лучше, а это куда как хорошо!

Тебе ведь случалось бывать за городом, где ютятся старые-престарые избушки с соломенными кровлями? Крыши у них поросли мхом и травой, на коньке непременно гнездо аиста, стены покосились, окошки низенькие, и открывается всего только одно. Хлебная печь выпячивает на улицу свое толстенькое брюшко, а через изгородь перевешивается бузина. Если же где случится лужица воды, там уж, глядишь, утка и утята плавают и корявая ива приткнулась. Ну и, конечно, возле избушки есть и цепная собака, что лает на всех и каждого.

Вот точь-в-точь такая-то избушка и стояла у нас за городом, а в ней жили старички — муж с женой. Как ни скромно было их хозяйство, а кое без чего они все же могли бы и обойтись — была у них лошадь, кормившаяся травой, что росла у придорожной канавы. Муж ездил на лошадке в город, одалживал ее соседям, ну, а уж известно, за услугу отплачивают услугой! Но все-таки выгоднее было бы продать эту лошадь или поменять на что-нибудь более полезное. Да вот на что?
— Ну, уж тебе это лучше знать, муженек! —сказала жена.— Нынче как раз ярмарка в городе, поезжай туда да и продай лошадку или поменяй с выгодой. Уж что ты сделаешь, то и ладно. Поезжай с богом.
И она повязала ему на шею платок — это-то она все-таки умела делать лучше мужа,— завязала его двойным узлом; очень шикарно вышло! Потом пригладила шляпу старика ладонью и поцеловала его в губы. И вот поехал он в город на лошади, которую надо было или продать, или обменять. Уж он-то знал свое дело!
Солнце так и пекло, на небе ни облачка! Пыль на дороге стояла столбом, столько ехало и шло народу — кто в тележке, кто верхом, а кто и просто пешком. Жара была страшная: солнцепек и ни малейшей тени по всей дороге.
Шел среди прочих и какой-то человек с коровой; вот уж была корова так корова! Чудесная!
«Верно, и молоко дает чудесное! — подумал наш крестьянин.— То-то была бы мена, если бы сменять на нее лошадь!»
— Эй ты, с коровой! — крикнул он.— Постой-ка! Видишь мою лошадь? Я думаю, она стоит дороже твоей коровы! Но так и быть: мне корова сподручнее. Поменяемся?
— Ладно! — ответил тот, и они поменялись.
Дело было слажено, и крестьянин мог повернуть восвояси — он ведь сделал то, что задумал; но раз уж он решил побывать на ярмарке, так и надо было, хотя бы для того только, чтоб поглядеть на нее. Вот и пошел он с коровой дальше. Шагал он быстро, корова не отставала, и они скоро нагнали человека, который вел овцу. Добрая была овца: в теле и шерсть густая.
«Вот бы мне такую! — подумал крестьянин.— Этой бы хватило травы на нашем краю канавы, а зимою ее и в избушке можно держать. И то сказать, нам сподручнее держать овцу, чем корову. Поменяться, что ли?»
Владелец овцы охотно согласился, мена состоялась, и крестьянин зашагал по дороге с овцой. Вдруг у придорожного плетня он увидал человека с большим гусем под мышкой.
— Ишь гусище-то у тебя какой!—сказал крестьянин.— У него и жира и пера вдоволь. А ведь любо было бы поглядеть, как он стоит на привязи у нашей лужи! Да и старухе моей было бы для кого собирать отбросы! Она часто говорит: «Ах, кабы у нас был гусь!» Ну вот, теперь есть случай добыть его... и она его получит! Хочешь меняться? Дам тебе за гуся овцу да спасибо в придачу!

Тот не отказался, и они поменялись; крестьянин получил гуся. Вот и до городской заставы рукой подать. Толкотни на дороге прибавилось, люди и животные, сбившись толпой, шли по канаве и даже по картофельному полю сторожа. Тут бродила курица сторожа, но ее привязали к изгороди веревочкой, чтобы она не испугалась народа и не отбилась от дома. Короткохвостая была курица, подмигивала одним глазом и вообще на вид хоть куда. «Куд-кудах!» — бормотала она. Что хотела она этим сказать, не знаю, но крестьянин, слушая ее, думал: «Лучше этой курицы я и не видывал. Она красивее наседки священника; вот бы нам ее! Курица везде сыщет себе зернышко, почитай что сама себя прокормит! Право, хорошо было бы сменять на нее гуся».
— Хочешь меняться? — спросил он у сторожа.
— Меняться? Отчего ж! — ответил тот.
И они поменялись. Сторож взял себе гуся, а крестьянин — курицу.
Немало-таки дел сделал он на пути в город, а жара стояла ужасная, и он сильно умаялся. Не худо было бы теперь и перекусить да выпить... А постоялый двор тут как тут. К нему он и направился, а оттуда выходил в эту минуту работник с большим, туго набитым мешком, и они встретились в дверях.
— Чего у тебя там? — спросил крестьянин.
— Гнилые яблоки! — ответил работник.— Несу полный мешок свиньям.
— Такую-то уйму?! Вот бы поглядела моя старуха! У нас в прошлом году уродилось на старой яблоне всего одно яблочко, так мы берегли его в сундуке, пока не сгнило. «Все же это показывает, что в доме достаток»,— говорила старуха. Вот бы посмотрела она на такой достаток! Да, надо будет порадовать ее!
— А что дадите за мешок?—спросил парень.
— Что дам? Да вот курицу! — И он отдал курицу, взял мешок с яблоками, вошел в горницу — и прямо к прилавку, а мешок приткнул к самой печке.
Она топилась, но крестьянин и не подумал об этом. В горнице было пропасть гостей: барышники, торговцы скотом и два англичанина, такие богатые, что карманы у них чуть не лопались от золота, и большие охотники биться об заклад. Теперь слушайте!
Зу-ссс! Зу-ссс!.. Что это за звуки раздались у печки? А это яблоки начали печься.
— Что там такое? — спросили гости и сейчас же узнали всю историю о мене лошади на корову, коровы на овцу и так далее — до мешка с гнилыми яблоками.
— Ну и попадет тебе от старухи, когда вернешься! — сказали они.— То-то крику будет!
— Поцелует она меня, вот и все!—сказал крестьянин.— А еще скажет: «Уж что муженек сделает, то и ладно!»
— А вот посмотрим!—сказали англичане.— Ставим меру золота! В мере сто фунтов!
— И полного четверика довольно! — сказал крестьянин.— Я-то могу поставить только полную меру яблок да нас со старухою в придачу! Так мерка-то выйдет уж с верхом!
— Идет! — сказали те и ударили по рукам.
Подъехала тележка хозяина, англичане влезли, крестьянин тоже, взвалили и яблоки, покатили к избушке крестьянина...
— Здравствуй, старуха!
— Здравствуй, муженек!
— Ну, я променял!
— Да уж ты свое дело знаешь! — сказала жена, обняла его, а на мешок и англичан даже не взглянула.
— Я променял лошадь на корову!
— Слава богу, с молоком будем! — сказала жена.— Будем есть и масло и сыр. Вот мена так мена!
— Так-то так, да корову-то я сменял на овцу!
— И того лучше! — ответила жена.— Обо всем-то ты подумаешь! У нас и травы-то как раз на овцу! Будем теперь с овечьим молоком и сыром, да еще шерстяные чулки и даже фуфайки будут. Корова-то этого не даст! Она линяет. Вот какой ты, право, умный!
— Я и овцу променял — на гуся!
— Как, неужто у нас в этом году будет к Мартинову дню жареный гусь, муженек?! Все-то ты думаешь, чем бы порадовать меня! Вот ведь славно придумал! Гуся можно будет держать на привязи, чтобы он еще больше разжирел к Мартинову дню.
— Я и гуся променял — на курицу! — сказал муж.
— На курицу! Вот это мена! Курица нанесет яиц, высидит цыплят, заведем целый птичник! Вот чего мне давно хотелось!
— А курицу-то я променял на мешок гнилых яблок!
— Ну так дай же мне расцеловать тебя!— сказала жена.— Спасибо тебе, муженек!.. Вот послушай, что я расскажу тебе. Ты уехал, а я подумала: «Дай-ка приготовлю ему к вечеру что-нибудь повкуснее — яичницу с луком!» Яйца-то у меня были, а луку не было. Я и пойди к жене школьного учителя. Я знаю, лук у них есть, но она ведь скупая-прескупая! Я прошу одолжить мне луку, а она: «Одолжить! Ничего у нас в саду не растет, даже гнилого яблока не отыщешь!» Ну, а я теперь могу одолжить ей хоть десяток, хоть целый мешок! Вот смеху-то, муженек!—И она опять поцеловала его в губы.
— Вот это нам нравится! — вскричали англичане.— Все хуже да хуже, и все нипочем! За это и деньги отдать не жаль!
И они отсыпали крестьянину за то, что ему достались поцелуи, а не трепка, целую меру золотых.
Да, уж если жена считает мужа умнее всех на свете и все, что он ни делает, находит хорошим, это без награды не остается!
Вот и вся история! Я слышал ее в детстве, а теперь рассказал ее тебе, и ты теперь знаешь: «Уж что муженек сделает, то и ладно!»