Был себе дед и баба. У деда был петушок, а у бабы курочка. В один день пошли они на смитьячко поискать себе пищи; петушок нашел пшеничный колосок, а курочка нашла маковку. С этого колоска дед вымолотил зерно, смолол муку; а баба, вычистивши маковку, растерла мак, смешала с медом и с дедовой муки сделала пирожок с тертым маком и, за неимением, по бедности, печки и огня, положила тот пирожок на окне своей избушки, чтобы на солнышке испекся.

В то время проходила лисичка с волчиком. Лисичка и говорит: «А что, волчику-братику, украдем этот пирожок и разделим его между собою по-братски». — «Хорошо, лисичка-сестричка, украдем». Лисичка украла. Отошедши в сторонку, она заметила, что будто бы пирожок еще не допекся и что для этого надобно ему еще пожариться на солнышке. «А мы между тем уснем, а проснувшись, смачненько позавтракаем».

Так улещала лисичка волчика-братика, который вскоре и уснул. Она в то время к пирожку, разломила, сладкую начинку съела, а туда наклала... с позволения сказать — сами догадаетесь чего... и, залепив, положила. Волчик проснулся, и лиса за ним. Принялись делиться пирожком, и первая лиса заметила, что не та уже в пирожке начинка, и напустилась на волка. Волк божится, клянется, землю ест, — куда? лиса не верит. Наконец предлагает испытание: лечь обоим против солнца, и у кого от жару выступит на теле воск, тот и съел мед. Согласились.

Волчик беспечно уснул, а лиса побежала в ближнюю пасеку, украла сот, съела, а вощинами всего волка облепила. Проснувшись и быв изобличен, волк повинился, что он и сам не помнит, как это случилось, но после такого ясного доказательства винится и очень охотно подчиняется приговору лисички-сестрички, чтобы при первой добыче не иметь ему в ней доли, а всю уступить лисе. Вот и разошлись в разные стороны для промыслу.

Лисичка, завидев, что идет фура чумаков, легла на дороге, разметалась будто неживая и начала подфунивать, як воня́!» — и, взяв ее, положили на воз с рыбою.

Первое дело ее было — прогрызть у воза лубки, и потом начала выкидывать рыбу. Накидавши, сколько ей надобно было, она благополучно дала тягу с воза, подобрала всю рыбу в кучу и начала преисправно ее кушать.

Волк, побродивши везде, без успеха возвращался на сборное место и увидел лису за таким роскошным пиром. «Лисичка-сестричка! Дай мне хоть маленькую рыбку...» — «О волчику-братику, налови себе, как и я наловила, да и ешь сколько душе угодно!» — «Лисичка-сестричка! Дай мне хоть головку». — «О волчику-братику, ни косточки. Я утомилась, пока ее наловила, и очень голодна». — «Где, как и чем ты ее наловила?» — «Самая безделица! Вон недалеко река; иди туда, вложи хвост в прорубь, сиди и приговаривай: ловись, рыбка, и мала и велика, ловись, рыбка, и мала и велика! Потом выдерни хвост, то увидишь, сколько вытянешь рыбы».

Как уже лиса кончила свой обед, то и взялася довести его до проруби. Волк вложил свой хвост и начал приговаривать: «Ловися, рыбка, и мала и велика!», а лиса, бегая около него, приговаривала: «Мерзни, мерзни, волчий хвост!» — «Что ты, лисичка-сестричка, говоришь?» — «То я тебе помогаю, а сама поминутно твердит: «Мерзни, мерзни, волчий хвост!» Волк скажет: «Ловися, рыбка, и мала и велика!», а лиса: «Мерзни, мерзни, волчий хвост!» Волк опять: «Ловися, рыбка, и мала и велика!», а лиса: «Мерзни, мерзни, волчий хвост!» — «Что ты, лисичка-сестричка, говоришь?» — «То я тебе помогаю!»

Волк уже хочет вытянуть свой хвост из проруби, но лиса запрещает: «Погоди, еще мало наловилось!» И опять начинают они приговаривать. Волк только что попробует вытащить хвост, а лиса ему: «Погоди, еще рано!» — и как тогда был мороз такой, что аж скалкы скачут, то лиса, разочтя время, закричала на волка: «Тяни!» Он потянул, но не тут-то было! Хвост его замерз в реке, и волк не мог освободить его, и сам остался на месте.

Тогда лиса благим матом побежала в село и начала кричать: «Сюда, люди! Спешите бить волка, примерз к ополонке!» побежал куда глаза глядят. Как же все люди бросились к нему на лед, то один мужик покинул даже и сани свои с лошадью. Волк, набежав на них, вскочил в сани, начал погонять лошадь и таким образом выбрался из села.

А лиса среди общей суматохи, когда все бросились бить волка, вскочила в пустую избу, увидела квашню с тестом, вскочила в нее, вы́ляпалась в тесто, побежала на дорогу и легла. Недалеко за селом увидел волк на дороге лисичку-сестричку избитую, израненную и едва живую. С большим участием бросился он к ней, и она начала жаловаться, что и ее так больно прибили, что мозг изо всех костей повыступал. «Крепись, лисичка-сестричка! Вот и я хвоста лишился, да как же быть! Иди за мною, я еще покрепче тебя, буду тебя защищать».

Лисичка начала проситься в сани, но волк ей отказал и доказал, что и одному тесно. Нечего делать! Пошла лиса тихо за едущим волком. Пройдя немного, начала упрашивать, чтобы хотя одну лапку, самую разбитую, положить на сани, не более как лапку. Волк долго отнекивался, наконец согласился. Положивши лапку, лиса после долгих переговоров упросила и о другой, третьей, четвертой, потом умолила волка иметь сострадание и к ее хвосту, который так жалко волочился, и умостилась совсем в санках. Волк услышал, что санки трещат, и начал ее упрекать. «Это, волчику-братику, я орешки кусаю!» Поехали дальше; слышит волк, что санки опять трещат, и снова упрекает лису. «Это, волчику-братику, я орешки кусаю!» Наконец санки совсем рассыпались.

Волк пошел рубить дрова на сани, а лиса осталась пасти лошадь. От скуки она выела у лошади всю внутренность, напихала туда живых воробьев и дырку под хвостом заткнула соломой. У волка сани поспели, и он запряг лошадь. «Ну, ну; ну, ну!» — лошадь ни с места. Волк увидел, что из-под хвоста у лошади торчит солома, и сказал: «Вот как обожралася, что и солома назад лезет!» Вытянул ее... воробьи выпорхнули, и кожа лошадиная упала. Лиса, притворяясь все еще больною от побоев, после продолжительного спора убедила волка, чтобы он вез ее в санках. Волк повез и стал приговаривать: «Битый битую везет! Битый битую везет!» А лисичка шепчет: «Битый небитую везет!» — «Что ты, лисичка-сестричка, говоришь?» — «То я, волчику-братику, говорю: битый битую везет!..»