Борец и Плакса

Почему-то вышло так в Московском зоопарке, что беремен­ности медведицы Плаксы никто не заметил и оставили ее зи­мовать без всяких приготовлений для родов; даже соломки ей не подстелили. Проморгали граждане! Огромный бурый мед­ведь Борец устроился жить в углублении стены, в нише, а сам­ка его, Плакса, легла открыто напротив, у другой стены. Выбрав себе место повыше, хотя и под открытым небом, Плакса выгадала: зимой при первой же оттепели в нишу набежала во­да, Борец там подплыл. Посреди медвежьей площадки росло большое дерево, обитое железом, чтобы медведи, когда им за­хочется почесаться, не портили кору. Борец теперь, при край­ней своей беде, отодрал все железо, слупил кору и принялся ее таскать к себе в мокрую берлогу. Драл он с дерева, сколько лишь мог только надрать, забрался на самую верхушку; сва­лился оттуда на бетонный пол, ушибся, долго тер ушибленное место лапой, сердился, ворчал и, наконец, отнес последний ма­териал в берлогу и лег на корье.

Вот наступили и самые роды. Служащие зоопарка, никак не ожидавшие такого события, посмешили сверху свалить Плак­се огромную вязанку соломы. Конечно, она очень обрадовалась подстилке и скоро на ней отлично устроилась. А Борец тоже почему-то не остался, равнодушным — медленно направился к гнезду. Наблюдатели очень встревожились, опасаясь, что Бо­рец хочет отнять у Плаксы и задавить медвежат. Плакса, ко­нечно, сразу же обратила внимание на поведение супруга и допустила его дойти только до середины площадки. Внезап­но она встала, быстро подошла к нему и дала ему такую затре­щину по морде, что огромный медведь свалился и закрыл по­битую голову лапами. Тогда медведица вернулась к медвежа­там, легла, но глаз своих ни на мгновение не сводила с поби­того мужа. Отдохнув немного, Борец не встал, а пополз на брюхе: подвинется на полшага, взглянет на нее, прочтет в гла­зах запрещение и опять ляжет, а потом опять жуликом подаст­ся на полшага вперед, дальше, да, так вот и подобрался к са­мой берлоге. Так он обманул бдительность Плаксы покор­ностью, готовностью от одного только ее косого взгляда ткнуть­ся рылом и закрыть себе морду лапами. Она до того успокои­лась, что, наконец, решилась обернуться к малышам и, не глядя на разбойника, принялась их облизывать. Вот тут-то, вы­ждав благоприятный момент, Борец молниеносно вскочил, сгреб передними лапами солому и, высоко держа над собой копну, на одних задних лапах быстро промчал ее к себе в бер­логу, постелил поверх сырого, неприятно колючего корья и успокоенно лег. Поди-ка, медведица, подойди теперь к нему! Куда тут!

Ободранное дерево и теперь стоит. Плакса на том же ме­сте, где родила, теперь играет с молодым медведем. Очень часто кто-нибудь из публики спрашивает, зачем это медведям пона­добилось ободрать это дерево. Тогда, бывает, кто-нибудь ста­нет рассказывать о семейных повадках медведей и после рас­сказа выведет:

— Нечего сказать, отцы! Вот так отцы!