Алтрапка

Жил-был старик Федот. Был у него пёс Алтрапка. Долго Алтрапка служил. Но вот и старым стал, волков да воров чуять перестал, голос у него пропал; лежит Алтрапка, не лает, дремлет да зевает. Старик говорит сыновьям:

— Надо пса прогнать.

Сын отвечает:

— Жаль его, пёс-то хороший был, верно служил.

Старик Федот говорит:

— Вот то-то: «был, служил»... А теперь старым стал, волков да воров чуять перестал. Одно знает — лежит да зевает. Гони его со двора, нет у нас лишнего куска.

Сын взял палку, выгнал Алтрапку. Сидит бедный пёс за огородами, воет. Подкрадывается к нему волк и говорит:

— Что ты, старый, воешь? И сам не промышляешь, и нам, волкам, мешаешь.

Алтрапка отвечает:

— Потому и вою, что старым стал, вас, волков-разбойников, чуять перестал... За это меня хозяин выгнал. Не хочет зря кормить.

Волк говорит:

— Ты на меня не лай, помолчи, дай поживиться, а я тебе за то тайну открою, такую тайну, что твой хозяин не только кормить-поить — на руках тебя будет носить! Вот слушай, что мне рассказал мой дед. Пришёл он однажды сюда за овцой. Твой дед не был сердитым, пропустил волка. И вот когда мой дед притаился в огороде, он увидел, как отец старика Федота золото прятал. Целый мешок золотых монет закопал под колодезной сохой (столб с развилкой, в которую вкладывается журавль, служащий для подъёма воды из колодца).

Алтрапка, смышлёный пёс, побежал к колодезной сохе, давай её выкапывать. Старикова сноха (жена сына) кричит:

— Батюшка, глядите, ваш Алтрапка пришёл, колодезную соху подкапывает!

Федот кричит:

— Гони его!

Сноха подошла к Алтрапке, пнуть хотела, а пёс оскалил зубы, зарычал. Испугалась сноха, ушла подальше от греха. И кричит:

— Батюшка, он зубы скалит, ещё укусит. Глядите, он соху подкопал, упадёт соха!

Федот говорит:

— Сейчас я его убью!

Подошёл к собаке, глянул в яму, а там золота полным-полно! Федот ахнул. И давай золото собирать да приговаривать: «Спасибо, Алтрапка! Спасибо, милый!» Подозвал собаку, погладил. Потом приказал снохам:

— Алтрапку кормить только мягким хлебом, поить только свежим молоком!

Бабы кормят пса, а он лежит себе в тенёчке, позёвывает. Надоело это бабам, вот одна из них взяла да пнула его. А пёс-то старый был, с одного пинка и дух испустил.

Осерчал старик Федот:

— Моего благодетеля, моего кормильца убили, будьте вы неладны!

И пошёл к дьякону (помощник священника, попа). Говорит ему:

— Был у меня любимый пёс Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте (кладбище) схоронить, по-человечески.

— Что ты, что ты! — закричал дьякон.— Виданное ли дело — пса на погосте хоронить! Нет такого порядку!

— А ты не серчай, отец дьякон,— говорит Федот.— Ведь Алтрапка-то мой был богатый пёс. Он тебе золотой при жизни отказал (завещал).

— Мне — золотой? — удивился дьякон.— Покажи!

— Вот, бери.

Дьякон схватил золотой и говорит:

— Сам-то я решить такое дело не могу, а ты пойди к попу, посоветуйся.

Пошёл Федот к попу и говорит:

— Был у меня любимый пёс Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте схоронить, по-человечески.

— Аль ты сдурел?! — закричал поп.— Пса хоронить там, где крещёные люди лежат!

— А ты не серчай, батюшка,— говорит Федот.— Ведь Алтрапка-то мой был богатый пёс. Он при жизни тебе пять золотых отказал...

— Пять золотых? Где они?

— Вот, бери.

Поп взял деньги и говорит:

— Я б тебе, Федот, это дело разрешил. Да ведь пёс Алтрапка не сам подох, а его убили. Тут без полиции не обойтись. Сходи к уряднику (унтер-офицер, низший полицейский чин), спроси у него разрешения.

Федот пришёл к уряднику. И говорит:

— Был у меня любимый пёс Алтрапка. Да сноха его убила. Хочу я пса на погосте схоронить, по-человечески. Был я у попа, а он говорит, нужно ваше разрешение.

Урядник кричит:

— Ты, старик, видно, не в себе! Кто тебе даст такое разрешение? Нет такого закона, чтобы пса на погосте хоронить!

— А ты не серчай,— говорит Федот.— Ведь Алтрапка-то мой был богатый пёс. Он при жизни тебе золотой отказал.

— Давай золотой! — говорит урядник.

— На, бери.

Урядник сунул золотой в карман и говорит:

— Моя б воля, я б разрешил, да права не имею. Надобно тебе, старик, пойти к приставу (начальник полицейского участка).

Федот пришёл к приставу. Всё ему рассказал. Пристав вскочил, ногами затопал:

— С каким делом ты, болван, ко мне пришёл? Пьяный ты или сумасшедший? Эй, взять пьяного старика, в холодную (арестантская при полицейском участке) посадить, чтобы в другой раз умнее был!

— А ты, барин, не серчай,— говорит Федот.— Вот пять золотых. Это тебе мой Алтрапка отказал, когда жив был.

Пристав схватил деньги, взял лист бумаги и спрашивает:

— Как покойника-то звали?

— Алтрапка.

Пристав написал: «Разрешаю похоронить Алтрапку, как желает его хозяин Федот». Потом свою подпись поставил, потом печать приложил.

Отдал бумагу Федоту. Тот отнёс её попу.

Поп говорит:

— Принеси пса, как стемнеет, чтоб никто не видел, кого хороним.

Вечером Алтрапку честь по чести похоронили, как положено. И хоть в тайне всё было, а слух по селу прошёл: поп, мол, похоронил, пристав разрешение дал.

И вдруг архиерей (старший священник в церковном ведомстве) и исправник (начальник уездной полиции) вызывают в уезд (уездный город, центр уезда (района)) попа и пристава. Те сразу догадались: попадёт им за Алтрапку. Пристав приехал к Федоту:

— В уезд нас вызывают, и ты с нами поедешь, денег прихвати.

— Деньги есть,— говорит Федот.

Вот приехали в город. Исправник спрашивает пристава:

— Правда ли, что ты закон нарушил, пса разрешил похоронить как человека?

Архиерей спрашивает попа:

— Правда ли, что ты похоронил паршивого пса на погосте, рядом с людьми?

И пошла ругань. Архиерей ругает попа. Исправник ругает пристава. Федот вынул тридцать золотых. Пятнадцать даёт архиерею, пятнадцать исправнику:

— Это от Алтрапки. При жизни вам отказал.

Те взяли деньги, да ещё пуще ругаются. Исправник кричит приставу:

— Да знаешь ли ты, чего я тебя ругаю? Почему меня не вызвал, когда почтенного Алтрапку хоронили?!

Архиерей кричит попу:

— А ты знаешь, чего я тебя ругаю? Почему меня на похороны не позвали, почему во все колокола не звонили?!

А Федот слушает да усмехается: «Вот и ищи, бедняк, правду, вот и проси у таких защиты!..»

Сказка, может, и не вся, да больше сказывать нельзя.