О том, как похитили жену
Записал Б. Долгих. Литературная обработка В. Санги.
Осенью молодой энец с женой перегнали пятьдесят своих домашних оленей из тундры в лесистые горы — пожить там, промышляя диких оленей и чибукунов — снежных баранов. Детей у них еще не было.
В горах пробыли до снега. Добыл охотник много диких оленей и снежных баранов.
Выпал первый снег. Местами снег растаял. Местами сохранился.
Энец сказал жене:
— Пора возвращаться в тундру. Разбей кости диких оленей — вытопи жир: груза меньше будет.
Утром энец отправился на промысел.
Осталась жена одна в чуме. Молотком бьет кости, выбивает костный мозг, вываривает из костей и костного мозга жир.
В полдень услышала жена энца лай собаки.
Откинула полу чума, видит из лесу вышел тунгус: лоб весь расшитый, сам высокий, ноги длинные. Подошел тунгус, что-то говорит на своем языке. Женщина сказала:
— Тебя я не понимаю.
Ни женщина не понимает язык пришельца, ни пришелец язык женщины.
Тогда тунгус — шитое лицо схватил женщину одной рукой и понес. Он выбирал дорогу так, чтобы не оставалось следа: ступал на голую землю или камни. Так и унес женщину.
Муж женщины вернулся вечером, крикнул, не доходя чума:
— Эй! Что-нибудь приготовь! Диких добыл!
Никто ему не ответил. И никто не вышел на его голос.
Заглянул энец в чум —жены нет. Несколько дней искал в лесу, в горах — не нашел. Днем и ночью искал, оленей ездовых загонял, но жены не нашел.
Плачет энец от горя — горло совсем узкое стало. Не найдя жену, решил вернуться в свою землю.
Сам повел аргиш — санный поезд с поклажей. Перевалил горы, вы шел на лесистую лайду низкое ройное место.
А на лайде, ближе к земле энца, большие озера. На берегу одного озера встретил тунгуса. Это был не лесной тунгус, а тундровый. Его отцы так давно пришли в Землю энцев, что он уже и не знает, когда это произошло. Тундровый тунгус промышлял в озере рыбу. На берегу озера — два запряженных в нарту оленя-быка.
— Ты кто? Сомату? (прежнее название энцев) — спросил тунгус.
— Сомату. Здесь промышлял диких.
— Почему один аргишишь? (совершать нартовый переход на оленях)
— Жена потерялась. Медведь, наверное, утащил. Искал везде. Устал. Вот один возвращаюсь к себе.
— Ты где ночуешь? — спросил тунгус.
— Чума один не ставлю — некогда. Сплю прямо на земле.
— Ночуй в моем чуме,— предлагает рыбак.
— Нет, поеду — ближе к своей земле буду.
— Оставайся ночевать. Что-то скажу,— настаивает рыбак-тунгус.
Согласился энец.
Вместе с тунгусом приехал в его чум.
Пустил оленей на ягель, сам зашел в чум. У тунгуса в чуме только мать-старуха.
Строгали крупного озерного чира, ели юколу и вареное мясо.
Энец наелся и говорит:
— Сыт. Хватит.
— У тебя жены нет, некому тебе еду приготовить. Не торопись, ешь еще, — тунгус опять наливает чай.
Когда закончили есть и перестали чай пить, тунгус говорит:
— Выйдем-ка.
Оба вышли. Тунгус взял два очень тугих лука. Один лук передал энцу, другой оставил себе. Сказал:
— Испытай мой лук и стрелы. Хорошо целься.
Энец стал стрелять в цель из лука тунгуса. Хорошо стрелял.
Ну, приятель, — сказал тунгус. — Я тоже был в горах и видел, как лесные тунгусы принесли молодую женщи-ну-сомату. Эти шитолицые всегда воруют чужих женщин. Зимой я кочую в больших лесах, живу с шитолицымн рядом, знаю их. Возьми нарту своей жены. На нарте твоей жены поедет моя мать в одежде сомату. Мы свой легкий чум поставим недалеко от шитолицых. Мать мою оставим в чуме. Ты тоже останешься в чуме. Я поеду к шитолицему и скажу: «Ты, когда уносил женщину-сомату, мимо меня прошел. Я тебя видел. Потом я по твоему следу пошел, в обратную сторону. Нашел чумы сомату. Два чума побил, забрал одну женщину. Она сестра твоей женщины. Все время говорит: «Хочу видеть свою сестру». Ничего не шьет, все говорит. Вот нарта моей жены. Пусть твоя жена поедет к своей сестре». Когда я так скажу, тогда шитые лица в наш чум приедут, привезут твою жену. За пологом в чуме спрячься. Когда услышите голоса, пусть мать моя в одежде сомату выйдет из чума встречать гостей. Когда она введет их в чум, стреляй в шитолицего.
Энец согласился.
Стали аргишить в лесистые горы. Снег глубокий уже. Много дней аргишили. И когда до лесных тунгусов осталось пол-аргиша, остановились, поставили чум.
Утром тунгус запряг двух оленей и уехал. Еще не настал полдень, как он выехал к озеру.
На высоком яру много чумов сорок или пятьдесят Олени лежат на льду озера — их очень много. Людей много на озере играет. Тунгус думает: «Как узнаю, в каком чуме сомату-женщина?»
Оставил свою нарту среди лежащих на льду оленей, сам пошел пешком — это чтобы не узнали, что он приезжий. А шитолицые на озере бегают, играют, на него внимания не обращают. Одного молодого тунгуса поймал за спину. Тот вырывается, кричит:
— Зачем меня поймал?
— Скажи, где здесь сомату-женщина? Я ее еще не видел.
— Вон ровдужный чум стоит. Видишь? В нем сомату-женщина.
Подошел к ровдужному чуму. В чуме два шитолицых. Один лежит, ноги у него длинные. У его ног согнувшись сидит женщина-сомату.
Когда тундровый тунгус вошел, лежащий шитолицый спрятал женщину себе за спину.
— Зачем прячешь? — сказал тунгус.— Не бойся. С женщиной ничего-не будет, если я посмотрю на нее.
— Я не боюсь,— ответил шитое лицо. А ты кто?
— Я тундровый тунгус, человек одной с тобой крови.
— Зачем пришел?
— Меня жена моя прислала. Она не ест, не пьет, отказывается шить. Все говорит: «Привези мою сестру». Сестру увидит, тогда только оживет. Когда пришли морозы и вода стала замерзать, ты увел эту женщину. Я тебя видел. Я по твоему следу пошел в обратную сторону, нашел сомату, два их чума разбил. Забрал старшую сестру твоей женщины. Моя жена сказала: «У моей сестры муж или два мужа. Пусть они вместе приедут' в гости». Я чум поставил недалеко от вас. Говорят, шитые лица двое с одной женщиной, живут.
Отвечают шитые лица:
— Хорошо. В гости поедем. Верно говоришь: сестру увидев, твоя женщина забудет тоску-гор Ты теперь нам родственник.
Потом эти шитолицые крикнули:
— Эй! Люди! Оленей поймайте! Запрягите!
А тундровый тунгус говорит женщине на языке сомату:
— Скоро у тебя все по-другому будет. Твой муж у меня в чуме. Ты делай так, чтобы они не передумали.
Шитые лица спрашивают:
— Что ты сказал?
— Я просто так. Сказал: вот сестра-то обрадуется встрече.
Оленей привели. Шитые лица на одной нарте. Лук и стрелы прихватил еще и пальмы-копья за спиной.
Тундровый тунгус с женщин едет.
Уже близко к чуму подъехали. Тунгус говорит:
— Оборачиваться не буду, будто мы не разговариваем. Выйдет женщина снег сбивать с нарт, ты обними ее и сразу иди в чум. Когда войдешь, отступи в сторону.
Подъехали к чуму. Видят женщина-сомату вышла смести снег с нарт. Обняла молодую женщину, а та сразу в чум пошла.
Шитые лица говорят:
— Твоя жена видом хороша.
Положили оружие на нарту.
А хозяин чума распрягает оленей, узлы ремней развязывает, с лямками возится, дует на руки — греет их.
Шитолицые не дождались, когда он закончит, вошли в чум. Оба тотчас назад выскочили. У переднего, длинноногого, стрела в грудь вонзилась, наконечник из спины выглядывает.
Тундровый тунгус два раза выстрелил в другого шито-лицего, но тот, ловкий и легкий, оба раза от стрелы увернулся. Бросился шитолицый к нарте за оружием, но дорогу ему преградил тундровый тунгус.
Оба стреляют в шитолицего. Но тот никак не дает в себя попасть стрелой—ловок уж очень. Но вот энец попал ему в ногу — порвал жилу. Упал шитолицый в яму, вырытую оленями. Тундровый тунгус ему в руку попал — разрезал жилу. Только тогда шитолицый перестал увертываться. Подошли к нему близко. Он здоровой, рукой бросил нож— нож отсек энду ухо.
Зашли с двух сторон, одновременно выстрелили. Только тогда убили.
Энец содрал с березы бересту, залепил ухо.
— Только одно ухо потеряли, — сказал тунгус.
— У шитолицых еще много людей осталось. Их нам не перебить, — сказал энец.
— Нет, нам их не перебить. Ловких и сильных, как эти двое, у них много. Нам нужно уходить.
Взяли женщин и стали аргишить. Долго ехали, но доехали до озера, где тунгус рыбачил и где нарты оставляли.
Тунгус сказал:
— Я дальше не пойду. Это моя родная земля. Озера мои. Они каждый год рыбой полны. В чужой земле я не знаю угодий — все время буду голодный.
— Шитолицые могут прийти. Один что ты сделаешь с ними? Иди к нам: нас, сомату, много.
— Придут они или не придут — неизвестно. Здесь, на берегу озера, кости моих отцов-матерей. Как я их оставлю?
Энец собрался дальше аргишить. Тунгус сидит согнувшись на своей распряженной нарте, молчит.
— Что у тебя? спросил энец. - Худые мысли?
— Ты мне теперь товарищ. Одна просьба у меня: отдай мне твою железную парку — одежду.
Отдал энец тунгусу свою кольчугу.
Когда энец отъехал, тунгус привстал на своей нарте, крикнул:
Остановись! Когда на следующую осень земля опять замерзнет, ты сюда легкой нартой приходи. Посмотри меня.
— Я тоже так думал, —ответил энец.
Энец много дней аргишил. В пути бил диких оленей. На конец добрался до своих.
Летом стояли в хороших угодьях. Было много диких оленей. Жили сытно и не болели.
Во время осеннего перехода оленей на поколках (старинный способ добычи диких оленей с помощью копий на речных переправах) много оленей добыл.
Осенью, когда вода и земля замерзли, собрал энец своих сородичей, сказал:
— Мне в лес надо. В самый лес. Там у меня товарищ остался. Надо посмотреть его. Дайте мне людей.
Посоветовались люди, четырех молодых парней дали.
Уехал энец с ними в лес.
Подъехали к жилищу тунгуса. Зашли в чум, а там женщина плачет.
Чего плачешь? — спрашивают.
— У сына-то душа вот-вот уйдет, - отвечает старая женщина.
Тут только увидели на постельных шкурах тунгуса.
— Что с тобой? спрашивает энец.
А тунгус говорит-бормочет, только мать понимает, что он хочет сказать.
— Когда снег упал, лесные тунгусы пришли. День и ночь с ними бился. Их всех перебил. Но одна стрелки ему живот пробила.
— Что ты скажешь? —спросил энец, видя, что его товарищ-тунгус вот-вот умрет.
— Мать-старуха без меня мучиться будет: ни еды не добыть, ни тепла. Если бы ты увез ее в свой чум, я бы легко умер.
— Я возьму твою мать в мой чум, будет она и мне матерью.
— У меня где-то есть братья. Но они не будут о ней заботиться, как ты. Старухе с тобой лучше будет. У меня много оленей. Их я оставляю матери. Я тебе вернул жену, ты о моей матери позаботься.
Так сказав, умер тунгус.
Энец увез мать тунгуса в свою землю. Век свой прожила старуха у товарища своего сына. В лес больше не ходили.
На этом можно кончать.