Поэма «Облако в штанах». 1914-1915. В. В. Маяковский. Анализ произведения

Композиция

Состоит из вступления и четырех частей. Сам Маяковский определил сущность композиции так: «“Долой вашу любовь”, “долой ваше искусство”, “долой ваш строй”, “долой вашу религию” — четыре крика четырех частей».

Несмотря на заявку автора, мотивы не распределяются строго по частям поэмы, однако объединяются в образе лирического героя, который чувствует отторжение от всех и всего, начиная с возлюбленной, отвергающей его ради житейской устроенности, и заканчивая высшими силами, против которых он пытается взбунтоваться, получая в ответ полное молчание.

Композиция обусловлена соединением эпического и лирического начал: критика общества, традиционного искусства, религии чередуется с интимными переживаниями лирического героя.

Читайте поэму здесь → Облако в штанах

Темы и мотивы

Центральное произведение в дооктябрьском творчестве В. В. Маяковского, оно отражает все основные темы и мотивы лирики 1910-х гг.

Тема любви — центральная в поэме. «Четыре крика четырех частей» являются криком отчаяния героя, чья «громада любовь» не находит отклика в окружающем мире. Сугубо личный мотив отвергнутой любви (один из «криков», реализованный в первой части в сюжетной линии герой — Мария) лишен камерного звучания, он многомерен, социально масштабен, даже планетарен. «Громада любовь» героя — любовь особого рода, любовь ко всему сущему. Но в мире пошлости не может быть истинной любви, поэтому лирический герой воспринимает мир как хаос, а «громада любовь» соединяется у него с «громадой-ненавистью».

Тема искусства (его назначение, роль и судьба поэта, поэт и толпа) также является одной из ключевых. Наиболее полно она раскрывается во второй и третьей частях поэмы. Маяковский протестует против поэзии, не отвечающей требованиям времени, воспевающей «и барышню, и любовь, и цветочек под росами». Представителем «отжившей» поэзии в поэме выступает Игорь Северянин, портрет которого автор рисует в третьей части. Сам автор видит назначение поэзии в другом: «Сегодня / надо / кастетом / кроиться миру в черепе», «Улица корчится безъязыкая — / ей нечем кричать и разговаривать... / ...Улица муку молча перла... / ...Улица присела и заорала: “идемте жрать!”... / ... Во рту / умерших слов разлагаются трупики, / только два живут, жирея: / “сволочь” / и еще какое-то, / кажется, “борщ”».

В третьей части наиболее остро поставлены социальные проблемы. Поэт испытывает отвращение к сытым, которым нет дела до страданий окружающих, которые заняты лишь собой. Социально трансформирована и тема любви, превращающейся в похоть: вся земля представляется герою женщиной, «которую вылюбил Ротшильд».

В четвертой части герой, подобно библейскому Иову, вступает в спор с Богом, обвиняя его в равнодушии к страданиям людей, на которые сам их и обрек. Снова на первый план выходит любовная тема: «отчего ты не выдумал, / чтоб было без мук / целовать, целовать, целовать?!». В отношении к Богу чувствуется неоднозначность: герой обращается к нему на равных и даже грозится уничтожить, но в этом бунте чувствуется обида покинутого отцом ребенка, неоправданная надежда {«Я думал — ты всесильный божище»).

Образ лирического героя

• В дореволюционный период творчества Маяковский активно создавал миф о собственной личности, в котором соединялись черты «проклятого поэта» и ницшеанского «сверхчеловека».
• Лирический герой поэмы подчеркнуто автобиографичен: под своими именами упоминаются сестры Маяковского, товарищи по группе футуристов. Поэма написана от первого лица.
• В лирическом герое «Облака в штанах» соединяются общественное и интимное, образы бунтаря и лирика:
  Хотите — буду от мяса бешеный
  — и, как небо, меняя тона —
  хотите —
  буду безукоризненно нежный, не мужчина, а — облако в штанах!

Амбивалентность лирического героя
(амбивалентность — двойная природа какого-либо явления, объекта и т. п.)

Сверхчеловек вселенского масштаба

Образ героя достигает космического масштаба:

• «Эй, вы!
  Небо!
  Снимите шляпу!
  Я иду!»,
• «я знаю —
  гвоздь у меня в сапоге
  кошмарней, чем фантазия
  у Гете!»,
• «солнце моноклем
  вставлю в широко растопыренный глаз. <...>
  а впереди
  на цепочке. Наполеона
  поведу, как мопса».

Ранимый, измученный душевными страданиями человек

В то же время это частный человек, помещенный в определенные пространственно-временные реалии:

• «Ежусь, зашвырнувшисъ
  в трактирные углы,
  вином обливаю душу
  и скатерть»;
• «а я человек, Мария,
  простой, выхарканный чахоточной ночью
  в грязную
  руку Пресни».

Герой ощущает себя пророком, тринадцатым апостолом, чувствует себя на равных с Богом:

• «Я, воспевающий машину и Англию, / может быть, просто, / в самом обыкновенном, евангелии / тринадцатый апостол»;
• «Слушайте! / Проповедует, / мечась и стеня, / сегодняшнего дня крикогубый Заратустра!»;
• «на каждой капле слезовой течи / распял себя на кресте»;
• «И когда мой голос, / похабно ухает — / от часа к часу, / целые сутки, / может быть, Иисус Христос нюхает / моей души незабудки»;
• «Я думал — ты всесильный божище, / а ты недоучка, крохотный божик»

Но при этом он обычный человек, который хочет простого человеческого счастья:

• «а я — весь из мяса, человек весь — тело твое просто прошу, как просят христиане — “хлеб наш насущный даждь нам днесь»;
• «Ведь для себя не важно и то, что бронзовый,
  и то, что сердце — холодной железкою.
  Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское».

Герой переживает личную трагедию, он измучен, ищет утешения у близких людей:

• «Мама!
  Ваш сын прекрасно болен! Мама!
  У него пожар сердца.
  Скажите сестрам, Люде
  и Оле, —
  ему уже некуда деться»

Художественные средства в поэме

Необычные метафоры, сравнения взамен устоявшихся, стертых (функция — делать образ мира стройнее, конкретнее, нагляднее, часто — одушевленнее):
пляшущие нервы (из разговорного «расходились нервы»),
пожар сердца (из разговорного «сердце горит»);
«люди нюхают — запахло жареным»;
«на размягченном мозгу, как на кушетке»;
«в душе ни одного седого волоса» («молодая душа»);
«кто-то из меня вырывается упрямо» («я выхожу из себя»);
«глаза наслезненные бочками выкачу» («выкатить глаза»);
«полночь, с ножом мечась, догнала, зарезала» («без ножа зарезать»);
«крик торчком стоял из глотки» («застрял в горле»);
«душу вытащу, растопчу, чтоб большая» («раскрыть душу»).

Метони́мия (функция — делать образ мира стабильнее, вещественнее, рельефнее):
«улица корчится безъязыкая», «улица присела и заорала», «поэты бросились от улицы»;
«в ночную жуть» (вместо «жуткую ночь»), «губ неисцветшую прелесть», «бровей загиб» (вместо «изогнутые брови»), «судорогой пальцев» (вместо «судорожными пальцами»).

Окказионализмы (авторские неологизмы) (функция — делать образ мира динамичнее, часто — гиперболичнее; подчеркивать недостаточность старого языка (словаря) и широту, богатство нового):
«...миллионы огромных чистых Любовей / и миллион миллионов маленьких грязных любят»;
потноживотные женщины;
крикогубый Заратустра;
выстонатъ, выпеть, выплясать, вымолиться, вылюбитъ («Любовница, которую вылюбил Ротшильд»);
изъиздеватъся, изодраться, изругаться, исслезитъ, исцвести («губ неисцветшую прелесть») испешеходить, изъязвить;
обрыдатъ, окапать, оплясать, обжиреть, огромитъ, наслезнитъ, перехихикиваться, размозолетъ и др.

Нестандартная лексика, преимущественно сниженная (функция — создать образ автора, бунтаря из низов, вызывающего — перед лицом «господ», панибратского — перед себе подобными).
Вульгаризмы: переть («улица муку перла»), орать, жрать, глотка, выхаркнуть, прохвосты, гулящие, кобылы (дарить кобылам, т. е. бесчувственным женщинам), девочки (проститутки), космы, ложить («вы любовь на скрипки ложите»), ржать («хохочут и ржут»), эй, вы! (к небу), этакой (глыбе), нагнали каких-то (вместо «кого-то»);
этот, за тобою, крыластый.

Разговорная лексика (функция — подчеркивать недостаточность старого языка (синтаксиса) и скорость, содержательность нового):
громадина, пятерня, здоровенный, крошечный, мотаешь (головой), трепались (флаги), натыканы (булавки в глаза).

Аллитерации (две трети случаев — это аллитерации пи «г», иногда с добавлением «р»):
«грядет генерал Галифе», «громом городского прибоя», «гримируют городу Круппы...», «главой голодных орд»; «в горящем гимне».