Петру-Пепел
Жил-был на свете, люди добрые, жил-был на свете бедный-пребедный человек, и было у него шестеро детей, потому что у бедняка всегда много детей. Так вот, росли у него эти шестеро детей и все наперебой кричали: «Отец, дай мамалыги! Отец, дай мамалыги!» И от эдакой напасти хотелось иной раз бедняге бежать куда глаза глядят.
Перебивался наш бедняга с грехом пополам, пока не оперились дети, пока не набрались они ума-разума, и тогда попросил он у старосты дозволения выгородить кусок из общей земли. Хотелось ему посадить немного кукурузы, картофеля, луку грядку-другую, а может, и еще чего — чтобы прокормиться. И трудились его сыновья до седьмого пота, потому что земля была знатная и давала урожай сказочный. Радовался бедняк трудолюбию своих сыновей — были они ловкие, проворные, как муравьи; только самый младший, Петру, до того был нерадивый да ленивый, что просто беда. День-деньской сидел он в запечном углу у кучи пепла, все жевал угольки.
Первые три года росли у них на огороде кукуруза, тыква, конопля, лук, салат да картофель, а на четвертый год посеяли они клевер, потому что завелась у них коровенка с двумя телочками и понадобился зеленый корм.
И вырос тот клевер на диво — любо-дорого смотреть: расстилался он зеленым ковром, а когда дул ветер, волны пробегали по нему, точно по глади озера.
Что ни день, приходил хозяин полюбоваться на свой клевер да постеречь его — ведь такой красоты не было во всей округе.
Однажды видит он — вытоптан его клевер, да так, будто по нему скакала лошадь.
Тогда надумал бедняк послать в поле старшего сына и строго наказал ему не спать всю ночь, сторожить клевер и непременно изловить ворога и злодея.
Выслушал сын наказ своего родителя, отправился в поле и решил, как наказал отец, не смыкать глаз всю ночь; да только на рассвете стало его клонить в сон, разобрала его истома, и не заметил он, как уснул.
Солнце поднялось уже высоко, а он все спал; заждался его отец и затревожился, уж не случилось ли чего,— отправился посмотреть; приходит в поле и видит: спит его сын крепким сном, а клевер весь вытоптан. Не иначе как резвился на нем целый табун коней.
Опечалился отец, закручинился, осерчал на сына, стал его бранить да поколачивать, приговаривая:
— Ах ты сонная тетеря, ах ты недотепа! Так вот каково на тебя надеяться! Ты только взгляни, бездельник, на клевер! Так-то ты его охраняешь! Горе мне с вами! Пока растил вас — мыкался, так теперь полагал, вы мне помощники, а глядите, какая от вас помощь: и ночи не можешь ты прободрствовать, раззява, лодырь несчастный!
На другую ночь послал этот человек второго сына, потом — третьего, и так по очереди посылал он всех своих детей; только здесь, видно, не обошлось без ворожбы: ни один из сыновей не мог укараулить поле; все к утру засыпали, и тут-то нечистый приводил того самого, кто наводил порчу на клевер.
Сердился отец, ругал сыновей ругательски, да все без толку: они и сами бы рады не уснуть, но сон подкрадывался лютым разбойником и одолевал их — не было с ним никакого сладу.
Пришла очередь Петру сторожить клевер. Вылез он из своего запечного угла, подошел к матери и говорит:
— Слышь, матушка? Замеси мне лепешку из пепла, и вот увидишь, как посмеюсь я над своими братьями, даром что они кичливые да ученые.
— Помолчи, дурак! — осерчал отец.— Какой нечистый будет ночью есть твой пепел? Или ты думаешь, ты лучше своих братьев?
— Обещаю тебе, батюшка, устеречь клевер, дозволь ты мне только покараулить хоть одну ночку.
— Будь по-твоему! — сказал отец.— Знай только: коли не найдешь ты злодея, что топчет клевер, не придется тебе больше торчать в запечном углу.
Замесила мать лепешку из пепла, положил Петру-Пепел (так прозвали его люди) ее в котомку и, когда зашло солнце, отправился в поле.
Всю ночь караулил Петру клевер; только как стала заниматься заря, подул теплый дурманный ветер, коснулся он век Петру-Пепла, и стали у него глаза сами собой закрываться. Но Петру не сдавался; как понял он, что сон вот-вот его сморит, добрался до колючих кустов, что росли по краю поля, сорвал несколько колючек и положил их возле себя; едва начнет его клонить сон, уколет он себя колючкой, тут и проснется.
Под утро, когда время близилось к рассвету, спустились на поле три коня, что три горы, и принялись резвиться на клевере. Изловчился тут Петру-Пепел и поймал всех трех. А были это кони не простые, а колдовские, и дышали они теплым, сонным ветром; однако стоило на них глянуть, как становились они кроткими, словно овечки, и тут бери их хоть голыми руками. Когда поймал их Петру, то вознамерился он увести их к отцу, а кони и молвят:
— Смилуйся над нами, Петру, отпусти нас подобру-поздорову, мы и так уже припозднились; да и то сказать, какой тебе от нас прок, ведь мы кони не простые, а волшебные, а коли отпустишь ты нас на волю, глядишь, мы тебе и пригодимся.
Не стал с ними спорить Петру, обещал их отпустить подобру-поздорову, и тут дал ему первый конь уздечку медную, второй — серебряную, а третий — золотую, и молвили они такие слова:
— Коли будет у тебя нужда или горе, стоит тебе тряхнуть уздечкой, и мы вмиг перед тобой предстанем и тебе поможем. Только смотри никому про нас не сказывай.
И кони исчезли, точно их и не было вовсе, а Петру спрятал уздечки за пазуху и воротился восвояси.
Отцу же сказал, чтобы больше не тревожился, будет теперь клевер в целости и сохранности.
И опять уселся Петру в свой запечный угол, а братья по-прежнему работали; и так как работали они не покладая рук, то пошло у них дело на лад и нажили они кой-какое добро.
В те поры разлетелась по стране весть, что царь, чуя, что близок его смертный час, ищет жениха для своей дочери и что откажет он ему трон и все царство. И отдан был приказ, чтобы собрались в стольном городе все юноши, а царевна сама выберет из них жениха. И еще было сказано, что царевна будет восседать на площади с короной в руке, а все юноши должны проскакать мимо, и тот, кто сумеет выбить саблей из рук ее корону три раза подряд, и будет царским зятем.
В те времена брали в мужья не по чинам, каждый бедняк мог стать царю зятем, коли сам он и его подвиги придутся по вкусу царской дочери. Потому что ценили человека за смекалку, ловкость и храбрость, а не за богатства да имения. Вот почему и призвал царь не одних королевичей да царевичей, но и крестьянских сыновей, чтобы прибыли они все на состязание и могла б его дочь выбрать из них самого достойного.
И съехалось туда — мама родная! — как на большую ярмарку, народу видимо-невидимо, слетелись юноши со всего света: царевичи, королевичи, принцы, господские и крестьянские дети, и наряжены они были один другого краше, а кони под ними были один другого резвее и будто дышали огнем-пламенем. Немудрено, что все юноши искали руки царской дочери: была она так прекрасна, что не вздумать, не взгадать, только в сказке сказать, и царство наследовала огромное, а богатства несчетные, потому что была она одна дочь у родителей.
Услыхал про это Петру-Пепел, и, подите же, и он туда же. Вылез из своего запечного угла и, мил человек, тоже решил отправиться показать свою доблесть перед царской дочерью и завоевать ее сердце. Чем черт не шутит! Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь; самая грязная свинья иной раз сожрет лучшую грушу.
Видит он, братья сами поехали искать руки царской дочери, а его не позвали, и, недолго думая, вышел за околицу, вынул медную уздечку, тряхнул ею три раза, и явился к нему конь красный, как медь огненная, резвый, как арабский скакун, и спросил тот конь Петру-Пепла:
— Что прикажешь, повелитель?
— Отвези меня к царской дочери, чтобы пронесся я перед нею как молния, выбил из рук ее корону и завоевал бы ее сердце.
— Ладно, повелитель,— молвил конь,— но прежде облачись вот в эти одежды парадные да опоясайся саблей, а остальное уж моя забота.
Облачился Петру-Пепел в одежды парадные, какие конь привез ему, опоясался саблею и стал совсем неузнаваемым — теперь и родной брат не признал бы его. Сверкали те одежды, сабля и шпоры багряной медью, полыхали, точно языки пламени, а лицо его светилось лучами заходящего солнца. Вот каким стал Петру-Пепел, и ретивый конь принес его в город, где собрались другие юноши. Да, позабыл я рассказать вам, что, как Петру-Пепел мчался на своем коне в город, повстречались ему его братья: телега у них завязла в грязи, и лошаденки никак не могли ее вытащить. Петру-Пепел как завидел их, сразу узнал, а они его не признали, сняли шапки — должно быть, подумали, царевич какой скачет: уж больно он был видный да разодетый.
— Что, Павел, Иоан, Гицэ, Дэнилэ и Еремие, не могут Лила с Фане вытащить вас из грязи? — спросил он братьев.
— Нет, твое величество,— ответили братья, удивляясь, откуда он знает их имена,— не под силу лошадям нас вывезти: хилые они, куда уж им!.
— Что ж вы не. взяли а собой братца Петру? Он телегу бы подтолкнул да из грязи вас бы и вытащил.
— Ну его к. богу., твое величество, не достоин он того, чтобы имя его поминать.
— Вы так думаете? Так знайте же, что не кто иной, как Петру Пепел, вытащит вас из грязи.
Как дунул конь Петру-Пепла, так подтолкнул телегу братьев вместе с их лошаденками далеко вперед.
Подивились.братья словам незнакомца. По речам своим похож он был на Петру-Пепла, только разве могло такое случиться? Знали они, что Петру-Пепел сиднем сидит в своем запечном углу, откуда ж ему взять такую одежду и такого коня? Не мог это быть их брат Петру, не мог, да и все тут.
Так говорили дорогой между собой братья, а Петру тем временем уже прибыл в царский стольный град.
Людей с разных сторон в город съехалось великое множество. И все дивились, на Петру глядючи: какого это царя сын? Одни говорили, что царя Красного, другие, что Зеленого, третьи — будто Желтого; а королевские сыновья смотрели на него волком, потому что был он всех сильнее и краше и зарился на их счастье. Но вдруг затрубили трубы, и началась потеха.
Царевна поднялась на помост из красного мрамора; одета она была в золотые одежды, драгоценные каменья сияли на ней, как солнце; восседала царевна на золотом троне и держала в руке царскую корону; те, кто бились за эту корону, проносились мимо трона ласточками и пытались саблей выбить ее из рук царевны. Только кто ударит по короне саблей, у того сабля ломается, а корона и не шелохнется.
По прошествии нескольких часов лежала у ног царевны целая гора сабель.
И все, кто там был, дивились, почему это юноша в медно-красных одеждах не пробует счастья.
Наконец пришел черед и Петру-Пепла; пришпорил он своего коня и молнией пронесся мимо царевны как раз под той ее рукою, в которой держала она корону, и ударил саблей по короне с такою силой, что корона чуть не улетела в запечный угол. Тут все захлопали от радости, а царь устроил пир великий и повелел всем через три дня съехаться снова и снова попытать счастья, чтобы отыскать такого витязя, который три раза подряд выбьет из рук царевны корону. На пиру только и разговору было, что о юноше в медных доспехах. Потом, кто жил поближе, воротились восвояси, а кто подальше — там остались. Воротился и наш Петру к себе домой, вернее сказать, в свой запечный угол.
А как вернулись домой его братья, принялись они рассказывать, что видели. Петру все слушал да помалкивал. Только когда повели они разговор о том, как завязли в болоте и как явился какой-то разодетый господин и вытащил их из грязи, Петру в своем запечном углу давай смеяться и говорит:
— Видал я, как конь того господина только дунул и подтолкнул вас с вашей телегой далеко вперед.
— Да откуда ты-то знаешь, бездельник? — спросили его братья.— Откуда ты знаешь?
— Откуда? А я влез на курятник и видел все лучше вас.
Еще рассказали братья, как состязались королевичи да царевичи, как старались они выбить корону из рук золотоволосой царевны. Но кто ударял корону саблей, у того сабля ломалась, а корона и не шевелилась. А напоследок явился господин — тот самый, что вытащил их из грязи,— и как ударил саблей по короне, так полетела она у всех над головами бог весть куда.
— И я видел того господина,— сказал Петру-Пепел,— одежды на нем были меднокрасные, а на коне его доспехи медные, горели они, словно полымя; с нашего курятника все было видно!
Братья, по обыкновению, ну бранить его и от злости сломали курятник, чтобы Петру не было повадно над ними потешаться, говорить, будто он видел с курятника все лучше их.
На третий день, как было назначено, братья опять впрягли лошадей в телегу — ив путь: лошадей не жалей, был бы кнут потяжелей.
Как уехали они, Петру-Пепел вышел из своего запечного угла и тоже отправился в путь-дорогу. Дошел он до околицы, вынул из-за пазухи серебряную уздечку, тряхнул ею три раза — мигом явился ему могучий серебряный конь-красавец; привез он Петру одежды, саблю и кольчугу серебряную; не успел надеть их Петру, конь как вихрь домчал его до царского стольного града. Собралось там народу тьма-тьмущая — больше, чем прежде. Королевичи да принцы, все в шелках да в золоте, и кони их били копытами и кусали удила от нетерпения.
Но вот прискакал Петру, и был он всех краше. Королевичи да принцы ему завидовали, знали, что все равно он выйдет победителем.
Тут началось состязание. Петру снова остался последним. И как в прошлый раз, кто ударит саблей по короне, у того сабля на куски разлетается, а корона и не шелохнется. Но когда пришел черед Петру, он так ударил саблей, что посыпались искры, и полетела корона далеко-далеко.
Весь народ дивился его красоте и доблести, и его сразу прозвали Красным королем.
А царь пожаловал ему грамоту, как и в прошлый раз, и приказал всем явиться через три дня, чтобы снова помериться силами, и тогда уж будет объявлен победитель.
Разъехался весь народ, а Петру-Пепел, Красный король, вернулся в свой запечный угол, стал ждать, когда будет и на его улице праздник. Как воротились домой его братья, начали они рассказывать, что видели, а Петру-Пепел объявил, что все лучше их знает; и как стал он им говорить, братья только рот разинули: говорил он, словно по писаному.
Тут спросили его братья: откуда он все знает? А он им:
— Известно откуда! Влез я на свинарник и все увидел, а ежели бы не видел, то не стал бы и сказывать.
Рассердились братья, что он знает все лучше их, хоть сам и не бывал на игрищах, и сломали свинарник, с которого Петру будто бы все видел.
Наконец на третий день отправились братья в царский стольный град, а Петру, как они уехали, вылез из своего угла, тряхнул золотой уздечкой, и явился тут чудесный золотой конь, повод и седло у него были из чистого золота, одежды, саблю, кольчугу и шпоры он привез тоже золотые. И когда надел их Петру и сел на коня, то можно было подумать, что он не иначе как сын солнца — так сверкал он сам, и конь, и его доспехи.
На этот раз собралось народу и того больше, и все искали Красного короля, который в первый раз был в медных доспехах, а во второй — в серебряных; потому что знал народ: он один сможет выбить корону из рук царской дочери. Только и разговоров было, что про Красного короля, и завидели его люди еще издали, потому что сияли его доспехи, точно красное солнышко.
Не успели оглянуться, а он уже на площади. Все стали хлопать ему и кричать: «Да здравствует Красный король!» Только сын Черного царя на него злобился: уж очень он любил царевну и, как говорят, поклялся, что отдаст все отцовское государство за руку этой красавицы.
Но царевна и не смотрела в его сторону, потому что искала себе жениха красивого и храброго; а сын Черного царя ничем не взял: ни красоты в нем не было, ни храбрости — не мудрено, что он злобился. А когда начались игрища, Петру снова остался последним, чтобы люди не говорили, будто он задается; он и вовсе бы не стал пытать своего счастья, но узнал народ, что царевне никто не мил, стали люди кричать:
— Позовите Красного короля! Пускай Красный король покажет свою силу! Не уйдем мы, пока он сюда не явится!
Тут уж Петру волей-неволей пришлось попытать свое счастье.
А царевна как взглянула на него, так и влюбилась; и он в нее влюбился; подошел он к ней, она надела корону ему на голову, поклонилась ему, взяла его за руку и сказала, что любит его и что он ее суженый. Потом царь-отец дал им свое благословение и призвал священника, а священник обвенчал их перед всем народом, и устроили царский пир, и всех, кто там был, царь пригласил к себе в гости.
А Петру призвал братьев и отца, отвел их в отдельные покои и сказал им:
— Я Петру-Пепел, ваш брат и ваш, батюшка, сын. Повезло мне тогда, что я пошел стеречь клевер: кони, которые топтали наше поле, принесли счастье и мне и вам.
И тут братья упали перед ним на колени, стали молить его о прощении, а он их всех поцеловал и привел с собой во дворец.
И пировал весь народ целую неделю, все радовались, а особенно радовалась царевна, что достался ей в мужья такой красавец.
Царь же, так как был он стар, посадил на трон своего зятя, Красного короля, и тот правил милостиво и мудро долгие годы, а коли не помер, то и сейчас живет.