Тонкая струна

Время было трудное, военное... В деревне, где жил Сергунька, питались хотя и скудно, а все же хлеб, кар­тофель и сало были. Не каждый день, но варили ку­сочек мясца или косточку. А вот чай, сахар доставали с трудом.

Худо приходилось Сергунькиной бабушке. Одна за­бава у старухи осталась — чайку попить, а война и это­го ее лишила.

— Был бы жив мой Петрован,— говорит как-то она про Сергунькиного деда,— он бы живо петель наставил, зайцев наловил. В охотничьей лавке за них сколько хо­чешь чаю дают. Хоть фунт.

Слушает Сергунька эти бабушкины слова да на ус мотает. Ему хоть и девять лет, а один мужик в доме остался. Отец на войне. Приходится соображать.

Раздобыл Сергунька проволоки, стал из нее петли на заячьи тропки ставить. Не вышло дело: не попадают­ся косые. А у Петьки Чебакова что ни день, то заяц. И по два на дню ловились.

Решил тогда Сергунька расспросить Петьку, из ка­кой проволоки он петли делает, как их ставит, где места выбирает. А Петька с хитрецой парень был. Зажими­стый.

— Слово тайное знаю, вот и ловлю.

Не поверил этому Сергунька, а все-таки попросил его:

— Скажи мне это тайное слово, Петя!

А тот опять увильнул:

— Как я тебе его скажу, когда оно наше родовое — чебаковское, дедовское? И потом, если это слово в одной деревне будут знать двое, тогда ни у которого зайцы попадаться не будут.

«Ну ладно,— решил тогда про себя Сергунька.— Скоро четверть кончается. У меня по арифметике тоже «тайное слово» найдется».

Не долго ждать пришлось. Замаячил конец четверти. А у Петьки в тетрадке одни гуси-лебеди о двух крыль­ях летают: двойки. И в четверти «гуся» обещают. Как такой табель Петька отцу на фронт перепишет? Чем рапортовать будет? Не зайцами же!..

Петька к Сергуньке кинулся:

— Скажи, Сергуня, как это ты по арифметике толь­ко пятерки получаешь?

Сергунька, не будь плох, отвечает:

— Слово тайное знаю, вот и получаю.

Не стал Петька дальше расспрашивать и повел то­варища в березовый перелесок. Показал ему, из чего он петли делает и как их ставить нужно.

Понял Сергунька, что у него было плохо, и тут же смекнул, из чего он может сделать петли еще лучше. А потом так натаскал Петьку по арифметике, что для него и четверка не в новость стала.

А у Сергуньки охота хорошо пошла — и по три зай­ца за ночь ловил. А дома об этом ни слова. Зачем до поры до времени говорить! Могут и хвастунишкой на­звать.

Снесет свою добычу Сергунька в охотничью лавку — там ее в книжку запишут. Копит охотник зайцев на фунт чаю да на пять пачек пиленого сахара. Сразу чтобы. Что там по осьмушке чай таскать,— пускай бабушка полной горстью его заваривает и сахар не растягивает по куску на два дня.

Все гладко шло, да только Сергунькина мать сказа­ла, что у гитары струны пропали. Все семь. А ей без гитары — как бабушке без чаю. Когда матери бывало совсем невмоготу, когда письмо с фронта долго не при­ходит, запрется она в маленькой горенке и начнет стру­ны перебирать да тосковать тихим голосом по Сергунькиному отцу. Попоет, поплачет, и легче ей станет. Отой­дет.

Косится мать на Сергуньку, а спрашивать не спра­шивает. Но все-таки однажды сказала:

— Не могли же струны сами по себе с гитары снять­ся и уйти!

А бабушка на это свое слово вставила:

— Конечно, не могли. Не иначе, что домовой их унес. Кому же больше? Ну, да беда не велика. Побалуется озорник и опять их на гитару натянет.

И вот пришло утро.

Бабушка поднялась раньше всех:

— Батюшки! На гитару струны вернулись!

Потом смотрит — на столе восемь осьмушек грузин­ского чаю красуются в виде буквы «С». И тут же пять пачек пиленого сахара разложены.

Радости было на весь дом. Каких только ласковых слов не сказала Сергуньке бабушка! И мать тоже. Осо­бенно когда на гитаре струны увидела. А потом смо­трит — одной струны нет. Самой тонкой.

— Как же это так? — говорит.— Почему же наш озорник «домовой» не все струны отдал?

Теперь Сергуньке таиться было больше не для чего, и он прямо сказал:

— Мама, тонкую струну заяц оторвал вместе с ку­стиком, к которому она была привязана. Видно, боль­шой заяц был. Русак.

— Жалко,— говорит мать,— такую струну: она са­мая главная.

Тут бабушка поднялась с лавки и опять свое слово вставила.

— Плохо ты видеть, Анна, стала! Твоя самая глав­ная, самая тонкая струна за столом сидит, чай с пиле­ным сахаром пьет,— сказала старуха и кивнула на рас­красневшегося от чая и бабушкиной похвалы Сергунь­ку.

...Через два дня на гитаре появилась недостающая струна. И никто не мог понять, откуда могла она взять­ся. Даже дотошный Сергунька и тот доискаться не мог, кто это сделал.

А сделал это Петька Чебаков. Тайно. Захотелось, видно, парню стать не хуже товарища и тоже звенеть «тонкой струной».