Человек и война - обзор книг о Великой Отечественной войне

- За свою историю человечество знало немалое количество войн. Память о них передавалась из поколения в поколение, и даже те, кто никогда не знал войны, подсознательно о ней помнят. Это подтверждает тот факт, что стоит только раздаться рядом выстрелу или прогреметь взрыву, и люди, все как один, начинают чувствовать себя глубоко несчастными.

Но не кажется ли вам, что эта память в последнее время стала как бы немного слабее? Горячих точек на Земле по-прежнему много: вы слышали о войне в Афганистане, Чечне, о Балканском конфликте, о войне в Ираке... Мы привыкли к тому, что люди постоянно где-то воюют, и уже как-то равнодушно, даже с любопытством слушаем сводки боев по радио и смотрим репортажи по телевидению. Нам сообщают, сколько разрушено зданий, сколько человек погибло...

Но ведь за каждой единицей потерь - отдельная личность, человек, со своим характером, со своей судьбой, с мечтами и надеждами, которым из-за войны не суждено было сбыться.

Я предлагаю вам, ребята, перелистав страницы лишь нескольких художественных книг, составить небольшую хронику - хронику судеб, искалеченных войной. В нашем случае - Великой Отечественной войной, но и ее одной хватит, чтобы переполнить чашу человеческого страдания и доказать всю античеловечность самого понятия - война.

О начале Великой Отечественной войны написано немало стихотворений, я предлагаю вам послушать одно из них - Степана Щипачёва:

Казалось, было холодно цветам,
И от росы они слегка поблекли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
Обшарили немецкие бинокли.
Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
И пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
Влезали в танки, закрывали люки.
Такою все дышало тишиной,
Что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
Всего каких-то пять минут осталось!
Я о другом не пел бы ни о чем,
А славил бы всю жизнь свою дорогу,
Когда б армейским скромным трубачом
Я эти пять минут трубил тревогу.
22 июня 1941 г.

- Как начинается война? Что бы ни писали историки, как бы ни готовились к войнам различные государства, но в жизнь любого обычного человека она приходит неожиданно и грубо, как пришла в жизнь молодого лейтенанта Николая Плужникова, главного героя повести Бориса Васильева «В списках не значился».

Закончив в июне 1941 года военное училище, Николай получил распределение в пограничную Брестскую крепость. Дома остались мама, сестренка и любимая девушка Валя, которая обещала приехать к нему, как только он устроится. Они хотели пожениться. Но мечтам не суждено было стать реальностью. Приехав в крепость поздно ночью, Николай даже не успел встать на учет у местного командования, как уже утром началась война, которая закружила молодого лейтенанта в огненном вихре.

И он, человек военный, растерялся: что делать, куда бежать? Вокруг мечутся сонные полуодетые люди, паника и ужас владеют всеми. Оказалось, что научиться воевать заочно нельзя. И Николай постепенно, шаг за шагом, начинает осваивать эту науку.

Отчетливо ему запомнились лишь первые три дня обороны, а потом все слилось в один длинный, нескончаемый день с боевыми вылазками, атаками, блужданиями по подвалам и не проходящим даже во сне желанием пить.

Он смутно помнил, как решили отправить в плен женщин и детей, чтобы попытаться сохранить им жизнь. Дети уже не могли ходить от голода и жажды, и женщины несли их на руках, бережно обходя трупы и вглядываясь в каждый, уже после смерти искореженный осколками, потому что он мог оказаться мужем, отцом или братом.

В минуты отдыха он вспоминал тех, «с кем сражался и понимал, что остался в живых лишь потому, что кто-то погибал за него. Он сделал это открытие, не понимая, что это - главный закон войны. Простой и необходимый, как смерть. Но он открывал этот закон не отвлеченно, не путем умозаключений, а на собственном опыте. И для него это был не вопрос совести, а вопрос жизни».

И еще Николай понял одну важную вещь: человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя. Николаю выпало стать последним защитником крепости.

Лишь в апреле 1942 крепость пала. Даже не пала, а истекла кровью. Апрельским днем у входа в подвал, откуда должен был выйти последний защитник крепости, собралось все немецкое командование.

Эпизод из книги Б. Васильева «В списках не значился»: «У входа в подвал стоял невероятно худой, уже не имевший возраста человек. Он был без шапки, длинные седые волосы касались плеч. Кирпичная пыль въелась в перетянутый ремнем ватник, сквозь дыры на брюках виднелись голые, распухшие, покрытые давно засохшей кровью колени. Из разбитых, с отвалившимися головками сапог торчали чудовищно раздутые, черные отмороженные пальцы. Он стоял, строго выпрямившись, высоко вскинув голову, и, не отрываясь, смотрел на солнце ослепшими глазами.

- Назовите ваше звание и фамилию, - сказал переводчик.
- Я - русский солдат.

Голос прозвучал хрипло и громко: этот человек долго прожил в молчании и уже плохо управлял им.

Неизвестный вдруг медленно повернул голову, и в немецкого генерала уперся его немигающий взгляд. И густая борода чуть дрогнула в торжествующей насмешке:

- Что, генерал, теперь вы знаете, сколько шагов в русской версте?

Это были его последние слова. Подъехала санитарная машина, из нее поспешно выскочили врачи и два санитара с носилками, они бросились к неизвестному. Но тот молча отстранил их и пошел прямо к машине.

Он шел строго и прямо, ничего не видя, но четко ориентируясь на звук работающего мотора.

И вдруг немецкий лейтенант звонко и напряженно, как на параде, выкрикнул команду, и солдаты, щелкнув каблуками, четко вскинули оружие «на караул». И даже немецкий генерал, чуть помедлив, поднес руку к фуражке.

А он, качаясь, медленно, шел сквозь строй врагов, отдававших ему сейчас высшие воинские почести. Он не видел этих почестей, а если бы и видел, ему было бы уже все равно. Он был выше всех мыслимых почестей, выше жизни и выше смерти...»

- Историки не любят легенд, но в Брестской крепости вам непременно расскажут о неизвестном защитнике, которого немцам удалось взять только на десятом месяце войны. Почти год сражался этот человек без соседей слева и справа, без приказов и тылов. Время не донесло до нас его фамилии.
Но каждый год туда приезжает старая женщина. Она не спешит уходить с вокзала и ни разу не была в самой крепости. Она выходит на площадь, где у входа в вокзал висит мраморная плита:

«С 22 июня по 2 июля 1941 года под руководством лейтенанта Николая (фамилия неизвестна) военнослужащие и железнодорожники героически обороняли вокзал». Может быть, это ее сын?

Вы замечали, ребята, что люди, в минуты отчаяния и горя, просят о помощи святую деву Марию? Что же сделала она, чтоб заслужить такое уважение и поклонение людей? Родила сына Божьего и потеряла его, распятого за грехи других людей. Но задумайтесь, сколько на Земле «матерей человеческих», которым выпало перенести не менее тяжкие страдания! Кто им воздаст за их мучения, за любовь, за умение прощать даже врагов? Любая война несет матерям не сравнимые ни с чем страдания! Об этом писали поэты еще много веков назад. И у хорошо вам известного поэта XIX века Николая Некрасова есть такое стихотворение:

Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя,
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя.
Увы! Утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна -
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел,
Средь всякой пошлости и прозы,
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слезы -
То слезы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей...

- Героиню книги Виталия Закруткина «Матерь человеческая» по совпадению тоже звали, как Богоматерь, - Мария. Судьба этой женщины - как незаживающая кровоточащая рана; эту историю невозможно читать без слез.

В родную деревню пришли фашисты. На глазах женщины расстреляли мужа и повесили сына - семилетнего несмышленыша Васеньку. Деревню спалили дотла, а всех жителей угнали в Германию. Осталась одна Мария, схоронившаяся рано утром в полях. С рыданиями каталась она по земле, хотела покончить с собой, и только бившаяся под сердцем новая жизнь не родившегося еще сына заставила ее взять себя в руки. Через два дня к спаленной деревне прибились измученные, недоенные коровы - даже они страдали от войны. Стоял сентябрь, колосились неубранные хлебные поля, и женщина, кое-как устроившись в заброшенном погребе, стала запасать еду для себя и для животных на зиму. Это помогло ей выжить.

Однажды, бродя по деревне, она наткнулась на молоденького немецкого солдата, тяжело раненного. Ненависть проснулась в Марии с новой силой, и, почти не помня себя, женщина готова была убить врага, отомстить за погибших родных, но ее остановил робкий отчаянный вскрик немца: «Мама!». Это слово почти одинаково звучит на всех языках. И Мария не смогла убить его. Вглядевшись в молодое лицо, поняла она, что и он попал в мясорубку войны случайно, возможно, даже и убить-то никого не успел, а теперь умирает сам вдали от дома, где его тоже ждет мать. Материнскую жалость и сострадание невозможно сравнить ни с чем, и Мария до последней минуты ухаживала за врагом, который уже в бреду называл ее своей матерью.

Немало еще невзгод выпало на долю этой женщины, это лишь одна судьба русской матери, а сколько таких же, как она, было в годы войны?!

Рассказ Виктора Астафьева «Солдат и мать» тоже о матери, но страдать ей пришлось совсем по другой причине.

Молодой солдат возвращался из госпиталя в свою часть. Он остановился переночевать в доме на окраине деревни. Хозяйка встретила его неласково, но солдат решил не обращать на это внимания. Заметил он горечь в лице женщины, заметил, что разваливается дом без мужской руки. И он остался.

Оказалось, что в доме живет мать предателя. И судит ее народ в деревне жестоко, «забивают» словами и насмешками, прохода не дают. А она смиренно несет свой крест.

Солдат пытается оправдать женщину, доказать ей самой, что не она виновата в предательстве сына, однако женщина отвечает: «Народ зря не осудит». Понимает и признает мать свою вину: слишком сильно любила, баловала единственное дитя, слишком многое прощала и не заметила, что вырастила чудовище, для которого нет ничего святого - ни матери, ни дома, ни людей. Когда сбежал ее сын от своих товарищей и пришел к ней в надежде на укрытие, поняла она, какую совершил он ошибку. И ужаснулась, и прогнала сына, потребовав вернуться в часть, а в противном случае поклялась убить его своими же руками. Но Бог пожалел женщину - кто-то другой выполнил за мать эту страшную обязанность.

В минуты расставания солдат говорит ей: «Ничего, мать, все перемелется. Отойдут наши люди сердцем и простят тех, кто прощения заслуживает». «Этим и живу», - отвечает мать.

Вот она, суровая правда войны. Война - это горе матерей у которых смерть отобрала сыновей, но иногда именно смерть сына становится избавлением для матери.

Когда говорят о войне, чаще вспоминают бои, бомбежки фронтовые будни. Но война - это не только фронт, это еще и тыл, где по 12-16 часов в сутки стояли у станков женщины и дети, помогая ушедшим на фронт мужчинам ковать победу.

О военной жизни вместе с мамой в эвакуации вспоминает повзрослевший герой повести Анатолия Алексина «В тылу как в тылу».

Что же значило «быть в тылу»? Это - многочасовая тяжелая работа, люди спали по пять-шесть часов в сутки. Утро начиналось со сводки Совинформбюро. Если наши отступали, то все понимали, что следует утроить усилия. Если шли в наступление - утроить вдвойне. За тяжелым трудом и бессонницей, за недоеданием каждый нес в себе сводящий с ума страх ожидания горя - ведь практически в каждой семье кто-то ушел на фронт. «Если с отцом что-нибудь случится, - говорила мама, - я этого не переживу. Надо нагружать себя работой, чтобы не думать об этом». И нагружала, нагружала... Мама была начальником стройки на важном заводе. Она пропадала там иногда по несколько дней, а если приходила, то поздно ночью, чтобы поспать три-четыре часа. «Каторжная работа, - заметил как-то сосед по бараку, — правда, дают кое-что на питание дополнительно».

Действительно, мама, приходя домой, будила сына и заставляла его съесть свой доппаек - бутылку молока и котлету. «А сама-то ты поела?» - спрашивал сын. «Ты растешь, закладывается фундамент здоровья, а мой фундамент был заложен в мирное время», -отвечала мать. С ней было трудно спорить, ее боялись даже суровые прорабы на стройке. И одиннадцатилетний мальчик привык верить ей.

Он тоже пытался беречь свою мать как мог. Когда пришло сообщение, что отец пропал без вести, он не показал письмо маме, по-взрослому рассудив, что незнание дарит маме надежду. Но это не смогло ее уберечь. Мама умерла в 1943 году от простуды, которую не смог преодолеть слишком сильно истощенный организм.

Взрослые, как могли, пытались оградить детей от невзгод войны, а дети... Многие из них понимали, что придется вообще забыть о своем возрасте. Порой такие ребята брали на себя работу, которую не способны были выполнить даже сами взрослые. Об одном таком мальчишке рассказывается в повести Владимира Богомолова «Иван».

Передний край. Небольшая передышка перед новым боем. Лейтенанта Гальцева разбудили поздно ночью - охрана обнаружила на берегу реки мальчишку.

«Худенький, лет одиннадцати, весь посиневший от холода и дрожащий, на нем мокрые, прилипшие к телу рубашка и штаны; маленькие босые ноги по щиколотку в грязи. Смотрит настороженно. В его взгляде, в выражении измученного, с плотно сжатыми, посиневшими губами лица чувствуется какое-то напряжение, недоверие и неприязнь.

- Ты откуда? - спрашивает Гальцев.
- С того берега, - неохотно отвечает мальчишка и тут же властно требует сообщить о нем в штаб армии».

Гальцев поражен: на том берегу немцы, кроме того, на дворе октябрь, температура воды +5 °С, а мальчишка утверждает, что переплыл реку. Это невероятно даже для взрослых!

И тем не менее все, сказанное им, - правда. Мальчик - наш разведчик, с капитаном и подполковником разведслужбы он разговаривает на равных, порой даже командует ими. А те - никогда не называют его Ваней, Ванюшей, только Иван. Взрослые сдержанны, ласковые слова здесь мало уместны, ведь нельзя же приласкать, пожалеть мальчика, а потом отпустить, снарядить туда, где не им, а ему придется рисковать жизнью.

Взрослые, боевые офицеры, как бы даже стесняются Ивана им не по себе. В них неустранимо живет горькое сознание: мы-то, сильные, вооруженные, здесь, среди своих, а он, полураздетый, полуголодный, беззащитный, скитается там, во вражьем тылу, на вершок от смерти.

И ничего нельзя изменить. Ивана нельзя спрятать от войны. Он видел столько страшного, что уже не может жить нормально по-детски, пока это страшное не будет уничтожено. На его глазах расстреляли отца, на его руках погибла полуторагодовалая сестренка. И он снова и снова уходит туда, за линию фронта чтобы добыть важные сведения о фашистах и приблизить и конец, и надеется, что будет так уходить и обязательно возвращаться, пока не кончится война.

Он не слушает уговоры взрослых и не уезжает в глубь страны, чтобы учиться, расти, набираться сил. Об Иване говорят, что «ему ненависть душу жжет».

Нет, не приключения юного разведчика, неуловимого мстителя в тылу врага описал автор, он исходил из того, что детям на войне делать нечего, а если им и нашлось там дело, то это несчастье, беда, и повода для подражания тут нет. Терзает души взрослых разведчиков боль и вина.

После очередной переправки Ивана за линию фронта, капитан Холин раздраженно объясняет непонятливому Гальцеву свое волнение: «Ему предстоит пройти более 50 км, из них 20 км он должен сделать ночью. И на каждом шагу можно напороться. Ты третий год воюешь? Вот и я третий... А в глаза смерти, как Иван, мы, может, еще и не смотрели... За нами батальон, полк, целая армия... А он один! Ребенок!»

Когда-то Ф. М. Достоевский писал о неискупимых слезинках ребенка. В истории Ивана слез нет, но страдания его тоже из разряда неискупимых.

- Вот мы и составили хронику судеб, искалеченных войной. Война - это молоденькие солдаты, часто умиравшие, так и не научившись воевать, это горе матерей, потерявших сыновей, это жены, несшие на своих плечах непосильную работу и сходившие с ума от переживаний за ушедших на фронт мужей, и это дети, вообще забывшие о своем возрасте.

Давно ушла в прошлое Великая Отечественная война, заросли травой и цветами поля страшных сражений. Но память о ней до сих пор жжет души тех, чьи деды и прадеды погибли в мясорубке той войны. И пусть жжет, ведь это святая память.